Сероводород

При виде незнакомца разговор стих, собеседницы с любопытством смотрели на приближающегося неуверенной походкой Геннадия. Со спины казалось, что фигура с раскоряченными ногами только что сошла с экрана кино в образе Чаплина. Вместе с тем, отсутствие котелка и трости, а также Генкин рост не позволили ввести в заблуждение аборигенок, пришедших не столько за водой, сколько за свежими сельскими новостями.

– Здравствуйте, бабушки! – фальцетом пропел журналист.

Толпа разразилась бурным хохотом:

– Здорово, внучек!

Как только веселье чуточку стихло, одна из женщин, набиравшая в ведро воды, сбросила с себя клетчатый полушалок и тыльной стороной ладони высвободила из-под воротника шикарные пряди волос цвета яблочной пастилы, которые тотчас накрыли волной девичьи плечи.

– Сколько тебе годиков, касатик? – спросила красавица, искря глазами.

Он заворожённо посмотрел на нимфу и машинально ответил:

– Тридцать два.

– А мне двадцать семь. Так кто из нас дедушка?

Снова все засмеялись, но уже тише, боясь спугнуть редкого путника, забредшего в эти места.

Геннадий несколько оправился от смущения. Московские красотки на Тверской даже в лютый мороз выглядят так, словно только что вернулись с Мальдивских островов. А тут, завёрнутые в сто одёжек матрёшки. Не удивительно, что он обознался в возрасте дам на полвека. Впрочем, были в женской «капелле» и женщины солидного возраста. Это стало видно, когда Генка подошёл поближе и вгляделся в лица.

– Простите, я не хотел вас обидеть. Издалека принял за старушек. Мне бы узнать, где Кайчиха живёт?

Женщины молча переглянулись. Та, что побойчее поинтересовалась, наклонив голову к плечу:

– На кой она тебе?

– Мне бы комнату снять для ночлега, – Генка безуспешно тряс ногами, пытаясь избавиться от налипшей и застывшей грязи.

– Так она на погосте уже как три года. Тебе к ней в постояльцы ещё рановато.

– Уйми язык, Галька, – женщина в возрасте неодобрительно посмотрела на розовощёкую девицу, не спешащую накинуть платок на распущенные волосы. – Всё бы тебе позубоскалить.

– А что я такого сказала? Не на кладбище же его направлять. Сейчас он вас ещё про Стеньку спросит. Мне интересно, как вы ответите?

Генка растерянно переводил взгляд на спорящих селянок:

– А что Стенька тоже померла?

Женщины примолкли и переключились на приезжего. Та, что постарше, поправила воротник и негромко ответила:

– Как бы вам поаккуратнее сказать, чтобы поняли. Она живая, но не в себе. Обидели её проезжие мужики, с тех пор она себя всем и предлагает. Кто-то над вами зло пошутил.

– Кто-кто, небось Нинка-носуля. Кажись, паря ей чем-то не угодил, – подключилась к разговору ещё одна женщина, собравшаяся было уходить, но решившая дослушать рассуждения товарок до конца.

«Ах, Нина Петровна! Недооценил я тебя. Один-один», – улыбнулся Геннадий про себя, но было уже не смешно. Короткий день, затянутый маревом ноябрьской непогоды, клонился к вечеру, а место на постой ещё не было определено. Он подошёл к колонке, намереваясь сбить струёй воды налипшую грязь, однако месиво брызг, разлетаясь во все стороны, распугало женщин, обещая превратить штанины в подобие его ботинок.

– Ну, если никто не приютит, айда ко мне, красавчик! – снова выступила Галина, заливаясь задорным смехом. – Накормлю и обогрею. А дальше видно будет.

– Когда Венька вернётся с поездки, он тебе «обогреет». Будешь углы в доме пересчитывать.

– Боялась я вашего Веньку, – не переставая смеяться, отбивалась от угроз соседок озорная дивчина. – Ему можно, а мне нельзя? Эх! Живи пока молодая!

С этими словами она ловко подхватила тяжёлые вёдра и направилась домой. Потом приостановилась и бросила, то ли шутя, то ли всерьёз, оставляя за спиной озабоченного Генку:

– Подумай, красавчик. Я тебя не обижу.

Женщины начали расходиться. Одна из них, пожалуй, самая старая, чуть задержалась, примериваясь к жестяному ведру.

– Давайте я вам помогу, – спохватился он, провожая взглядом бойкую девушку.

– Помоги, чего же не помочь, – согласилась старушка. Она не принимала участия в разговоре, стоя поодаль и внимательно прислушиваясь к приятельницам. Бабушка направилась к дому, расположенному через дорогу, следом за ней Геннадий, стараясь не расплескать наполненное до краёв ведро. Поставив его на крыльцо, он развернулся с намерением уйти.

– Куда же ты? – остановила его женщина, с трудом поднимаясь по высоким ступенькам. – Заходи в дом, подумаем, где тебе ночлег огорить.

– Как вас зовут? – Генка застыл перед дверью, не решаясь подняться по чистым ступеням в своих «бахилах».

– Настасья я, Иванова дочь. Для тебя, сынок, баба Настя, – старушка одолела подъём и оглянулась на гостя, догадываясь о его заминке. – Заходи, здесь в сенцах коврик, разувайся. Пока ты поешь, я твои ботинки отмочу и почищу.

Он прошёл в тёмные сени, стащил с ног и поставил на циновку обувь. Нащупав в потёмках ручку двери в избу, дёрнул её на себя. В лицо пахнуло ароматом печёного хлеба и антоновских яблок. Только сейчас Генка почувствовал, что устал и изрядно проголодался.

– Анастасия Ивановна, я обувь сам почищу. Мне бы только газету какую и палку.