Дело в том, что в самом тексте Потсдамской декларации нигде не говорится о безоговорочной капитуляции японского государства в целом, т.е. не только ее вооруженных сил, но и безоговорочной капитуляции ее гражданских органов власти. Правда, в Каирской декларации 1943 г., выполнение условий которой является одним из непременных условий Потсдамской декларации, говорится именно о «безоговорочной капитуляции Японии», но, как нам представляется, исходя из опыта проведения демократических преобразований, Верховный главнокомандующий союзных держав в Японии Д. Макартур не требовал беспрекословного следования первоначальным американским проектам тех или иных преобразований, а «по возможности, учитывал мнение японской стороны», хотя в случае ее несогласия после консультаций с Токио с окончательным вариантом проекта последнее слово оставалось за ним, и поэтому употребление здесь слова «Япония» — просто неточность. Во всяком случае
Наше соображение о необходимости точно употреблять два рассматриваемых термина подтверждалось также при сравнении англоязычного и японоязычного заголовка (как и содержания) Акта о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил от 2 сентября 1945 г. Так, в официальном органе правительства СССР газете «Известия» 4 сентября этот документ публикуется под заголовком «Акт о капитуляции Японии», хотя в англоязычном оригинале он приводится как «Акт о капитуляции» (Instrument of Surrender)[48] * с подтекстом, вытекающим из его содержания — «Акт о капитуляции японских вооруженных сил», так же как и в японском переводе «кодай бунсе»[49].
Существует смысловая разница между терминами «безоговорочная капитуляция», «капитуляция без всяких условий», точнее «безо всяких условий» (ср. союзническое требование Ялтинского соглашения 1945 г. о том, чтобы его положения были выполнены безусловно» (unquestionably), но не без оговорок, которые могли бы иметь не обязательный для всех сторон соглашения характер).
Важно отметить, что в отличие оттого, как союзники поступили с Германией, безоговорочная капитуляция японских вооруженных сил, которая предусматривалась Потсдамской декларацией, должна была осуществляться на определенных, оговоренных союзниками условиях. И на это сразу обратило внимание руководство Японии.
«Когда я прочел текст декларации, записанный с передачи американского радио, мне, прежде всего, подумалось, что формулировка: „Ниже следуют наши условия“ с чисто лингвистической точки зрения, очевидно, не означала бескомпромиссного требования безоговорочной капитуляции, — писал министр иностранных дел Японии С. Того. — Складывалось впечатление, что пожелания императора все-таки были доведены до сведения США и Англии и имели результатом смягчение их позиции. По всей видимости было в какой-то степени учтено и экономическое положение Японии. В то время как в отношении Германии предлагалось применить драконовскую меру возмездия в виде „Плана Моргентау“, низводившего ее до уровня „пастушеского государства“, суть экономических положений Декларации состояла в признании роли Японии как индустриального государства… и в отказе от суровых репараций с нее»[50].
Неудовлетворение С. Того вызвали территориальные условия этого документа, поскольку суверенитет Японии «сохранялся практически лишь в отношении четырех главных островов Японского архипелага. (Знаменательное признание, если учесть последующие попытки Токио использовать это условие как позволяющее распространить свой суверенитет на такие „исконные территории“, как расположенные у берегов о. Хоккай до Южные Курильские острова, острова Окинава и Огасавара.) В своей интерпретации Потсдамской декларации С. Того пытался опереться на положения Атлантической хартии союзников от 14 августа 1941 г., которая была подписана до начала развязывания Японией агрессии на Тихом океане. При этом глава японского внешнеполитического ведомства юридически необоснованно отождествлял территориальную