Читаем Серп и молот против самурайского меча полностью

Точка зрения о попытках Токио истолковать Потсдамскую декларацию, как позволяющую сохранить за собой Южные Курилы, а также острова Окинава и Огасавара, исходя из того, что по этому документу суверенитет Японии ограничивался не только четырьмя главными островами, но и такими же менее крупными по определению союзников, нашла свое подтверждение в аналитической записке заведующего первым отделом договорного департамента МИД Японии Т. Симода, будущего первого заместителя министра иностранных дел. Он считал, что под эти менее крупные чем четыре главных острова Японии вполне могут подпадать упомянутые территории, поскольку они входили в ее состав еще в период «обновления Мэйдзи» (1867—1868 гг.).

Однако позднее, после того как советские войска заняли Южный Сахалин и все Курильские острова и в начале сентября 1945 г. из публикаций в печати стало известно о Ялтинском соглашении на этот счет руководителей трех великих держав, эта часть записки Т. Симода (с. 11—13) была из нее изъята, но сохранившиеся в архиве ее четыре зачеркнутые строки позволяют судить о первоначальной и последующей позиции МИД Японии по этому вопросу[51].

Кроме того, Т. Симода в своей записке попытался представить территориальные положения Потсдамской декларации, развивающей и дополняющей аналогичные положения Каирской декларации, как только реализующей положения последней и поэтому вступающей, по его интерпретации, с нею в противоречие.

Исходя из такого понимания Каирской декларации как составной части Потсдамской декларации в том ее разделе, где говорится, что Япония «будет изгнана со всех других (помимо Маньчжурии, Формозы и Песладорских островов) территорий, которые она захватила при помощи силы и в результате своей алчности», Т. Симода счел возможным утверждать о праве Японии на Южный Сахалин, поскольку эта территория была получена ею по Портсмутскому мирному договору 1905 г., а не приобретена вооруженным путем, и это — несмотря на то, что Южный Сахалин был не менее, а более крупной территорией, чем некоторые из ее главных островов, которыми ограничивался ее суверенитет по самой Потсдамской декларации[32]. Профессор X. Вада обращает также внимание на то, что в упомянутой записке Симода английский термин «условия» (terms) Каирской, а следовательно, и Потсдамской декларации переведен на японский язык не в своем точном значении («дзёкэн»), а в значении «пункты» («дзёко») с тем, чтобы содержащееся в первой из них положение о том, что союзники «не имеют никаких помыслов о территориальной экспансии», было воспринято как один из обязательных пунктов Потсдамской декларации, подменяющий также правомерное отторжение территории агрессора, в особенности служившей плацдармом агрессии, с целью его наказания и в качестве гарантии от ее повторения с выгодных стратегических рубежей. Сама же закавыченная фраза из Каирской декларации была истолкована как обязательство соблюдать «принцип нерасширения территории»[53] независимо от международно-правовой природы такого расширения. Причем первоначально в госдепартаменте США при подготовке Потсдамской декларации учитывались «обязательства, данные правительству СССР в отношении Южного Сахалина и Курильских островов» в Ялте и имелась в виду не Япония, а чтобы ее подписал также и СССР и таким образом дал обещание, в соответствии с включенной в этот документ Каирской декларацией, не расширять свою территорию за счет Китая и Кореи[54].

При ознакомлении с Потсдамской декларацией у министра иностранных дел Японии остались неясные вопросы, касающиеся того, будут ли в число пунктов, отобранных у Японии для оккупации, включены Токио и другие крупные города. При этом С. Того обратил внимание, что в отличие от того, как осуществлялась оккупация Германии, она предусматривалась без разветвленной администрации и разделения ее на оккупационные зоны. Имелись также неясности в отношении будущего государственного устройства Японии и формулировки, касавшейся разоружения и наказания военных преступников.

Тем не менее 27 июля на аудиенции у императора С. Того высказался против того, чтобы отвергнуть этот документ, заявив, что окончательную позицию в этом вопросе следует определить в зависимости от результатов посреднических усилий с использованием в данной роли Советского Союза, которые пока не принесли желаемых плодов. То же мнение в тот же день С. Того высказал на заседании Высшего совета по руководству войной, и против него никто не выступил с какими-либо возражениями.

Но 28 июля под давлением военных премьер-министр К. Судзуки заявил, что правительство решило не реагировать на Потсдамскую декларацию, продемонстрировав к ней свое негативное отношение. (В японской печати, но не в официальных заявлениях его окрестили «мокусацу» — буквально «убить молчанием».)

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука