Серпантин

Трагедия, которая сделает тебя черствее любого сухаря, невосприимчивого к любой похвале, комплиментам, словам поддержки, проявлению любви и заботы. Ты перестаешь осознавать значение этих слов, начинаешь негодовать от непрерывного упоминания их в твоем присутствии, слушаешь, обессиленно пытаясь вникнуть в саму суть, дав определение своей непроницаемости.

Масла в огонь подливает коллапс моих нейромедиаторов, что только многократно усиливают чувство ноющей пустоты, неудовлетворенности, скованности и паршивого настроения.

Я – скала, непробиваемая посторонними эмоциями, которая может получать удовольствие только от воздействий лекарств на организм. Я – разбитая копилка, в которой уже давно не было денег. Я – пони в парке развлечений, с печалью в глазах катающая детей. Во мне выгорело все, что поддавалось воспламенению. И переродиться, словно Фениксу, этому не суждено.

Пока я окуналась в очередные душевные терзания, старик бесследно исчез. Вот так нужно отшивать мужчин. Бросила дерзкую шутку и задумчиво сидишь с гордым видом, ожидая его ухода.

Закончившийся коктейль восполнился вновь по щелчку пальцев, и я снова продолжаю наслаждаться одиночеством. Спустя некоторое время в бар заходит кто-то еще. Удивительно, какой сегодня наплыв.

На всякий случай не стала оборачиваться, дабы не привлекать лишнего внимания. Но очередной сукин сын, видимо, решил показать мне курсы углубленного пикапа.

– Добрый день, – сказал он в спину.

Я проигнорировала его попытку вовлечь меня в еще один сомнительный диалог.

– Кхм, девушка, я к Вам обращаюсь.

Я резко развернулась, с целью отогнать от себя назойливого кавалера, но, как только я поняла кто стоит передо мной, слова встали твердым комом в горле, лишив меня возможности вымолвить хоть что-нибудь.

Огромная детина в черно-синей мешковатой форме, чье пузо пережимал тугой ремень с металлической бляхой с изображением солнца, погоны ломились от количества звезд, как чистый ночной небосвод, а один широких, массивных кулаков с мозолями нетерпеливо потирал фаллоимитирующую дубинку.

Кажется, пора изучать зоновский сленг, ведь ожидать можно всего, что угодно.

– На Вас поступила жалоба, – доложил он скучающим тоном.

– Жалоба? – спросила я слегка дрожащим голосом. ― И какого рода?

– Значиться так. Статья 2, пункт 28 ВКС: «Оскорбление чувств невиновных граждан с последующим переходом на личность».

– Что простите?

– Вот только ненужно недопонимание включать. Тот пожилой мужчина, что недавно вышел из этого заведения, доложил мне о том, что подвергся злостной критике в его сторону.

– Критике? Он меня лапал!

– А мне было сказано обратное. Цитирую: «Оклеветала меня, пожилого человека, и полила грязью мою бывшую супругу, выжившую из ума».

– Оклеветала? Я ответила ему тем, чего этот похотливый немолодой человек заслуживал за свою резкость в действиях.

– Это мы уже в отделении будем разбирать – кто, кого, зачем и почему.

– Во-первых, я до сих пор не увидела документов, удостоверяющих личность…

Он мгновенно сунул руку в карман и выдернул ее у меня перед лицом уже с корочкой, которая носила его имя, звание и часть, но которую я не успела изучить, так как он быстро спрятал ее обратно. Это очень плохой знак.

– Не усложняйте себе жизнь. Сейчас быстренько проедем куда нужно, составим протокольчик, и, может быть, ограничимся небольшим штрафом на первый раз.

Интересно, их всех учат разговаривать специальным блаженно-убогим голосом, чтобы вызвать у человека как можно больше отвращения и недоверия?

В таких случаях лучше не сопротивляться. Все-таки факт словесной перепалки с дедом имел место быть, так что попытаться переубедить свина в форме сейчас – значит на латыни вступить в светский спор о культуре девятнадцатого века с аборигеном, говорящим только на своем диалекте.

Я угрюмо качнула головой, и мы пошли до его машины. Он усадил меня на заднее место тостера с решетками, которое отгораживалось от передней кабины стеной и маленьким окошком. Напротив меня беззаботно чилил потасканного вида мужичок и что-то бубнил себе под нос. Осознав, что теперь он здесь не один, стал копошиться у себя в недрах куртки, вытаскивая оттуда пластиковую бутылку.

– Выпьем? – спрашивает сиплым голосом.

– Что выпьем? – недоуменно смотрю я на бутылку.

– Водки, конечно! Чего же еще?

– Эм, пожалуй, я откажусь от разделения с тобой бактериями.

– Ась? Да ты не ссы, чистый спирт! Бактерий-шмактерий там и не водится, ну!

Он протягивает мне бутылку трясущимися руками и начинает ждать моей реакции.

Да в задницу. Скорее всего, это моя последняя возможность испить чудодейственного напитка. А если повезет, то прямо от него и умру, избавив от бумажной волокиты синьора Помидора.

Я выхватила бутылку, свинтила крышку и начала жадно глотать, обжигающую горло, адскую смесь.

– Тихо, принцесса, мне-то оставь!

Выпив около трети содержимого, я отдала бутылку, начав сильно откашливаться и вытирать, выступающие от горечи, слезы.

– Дает по мозгам, ага? – спрашивает.