Серпантин

Как же все сложно. Это начало длинного водоворота событий, который постепенно будет засасывать своей силой глубже и глубже. Цепочка событий началась, кружа и завиваясь, как серпантин.

Скурив на балконе пять сигарет и осушив две кружки кофе, я решил прогуляться.

Спрятав руки в карманы плаща, в очередной раз выбираюсь на этот проклятый мороз. Без понятия, зачем это делаю. Может, пытаюсь обрести минуты спокойствия и одиночества, да только в такой дубак, не может расслабиться ни одна мышца, нет возможности раскрыть полет фантазиии, немного порефлексировать о материалистическом сотворении мира и о прочих вещах, которые принято делать в "высших слоях общества", чье существование проходит в замкнутых адовых кругах совсем не по Данте: нищета, безыдейность, отсутствие вдохновения, потерянная мотивация, апатия к обыденности, презирание всех и, в особенности, себя, разгульный образ жизни, прожигание таланта, впустую потраченное время на ненужные вещи, разочарование в людях и, в том числе, в себе, отсутствие смысла в совершаемых действиях, до боли задолбавшая прокрастиниция, которая, по мнению некоторых умников, должна рано или поздно раскрыть свой потенциал.

На самом-то деле я веду скучные разговоры с нефтяными магнатами, делаю ставки на собачьих бегах, потчеваю черную игру, лежа в бассейне из шампанского, играю в крикет и прятки со слугами в замке, рассекаю на допотопном потрепанном форде по пустыням, охочусь на диких комаров, участвую в балах и других частных приемах, заканчиваю пятую книгу, играю ногами на пианино, провожу время с приемным ребенком из Нигерии, совершаю пируэты на кукурузнике, коллекционирую анальные шарики, дрессирую кошек воровать драгоценности у соседей, прыгаю на батуте из проституток, срываю банк в покере, синтезирую новый химический элемент, заканчиваю десятое высшее образование, даю публичные поэтические вечера, жертвую миллионы в фонд борьбы с пожертвованиями ради известности, совершаю кругосветные путешествия на банном тазике, пишу портреты своего перчика, веду лекции по атомной энергетике, строю дом для слона, побеждаю в марафоне, уделываю всех на шахматном турнире среди недалеких, летаю на луну, чтобы добыть немного камня для кальяна, хожу по маникюрным салонам, обмазываюсь шоколадом и пищевой пленкой, чтобы держать себя подтянутым, встречаюсь с Николь Кидман и многое другое, что обычно я делаю в свободное время.

Но к чему эти лишние подробности? Я решил вернуться в отчий дом, к своей матери. Путь был относительно продолжительный, поэтому я ударился в воспоминания.

Мама. Святой человек. Всю жизнь охраняла меня от напастей сурового мира, защищала от гнета отца и дразнивших меня детей в младшей школе, но всегда глубоко разочаровывалась в моих неудачах. Любых. Изо всех сил я пытался доказать ей, что могу быть умнее, сильнее, лучше остальных, но с каждым годом моего взросления я приносил все больше неоправданных ожиданий. В конечном итоге меня съело незримое чувство неоплаченного долга и стыда, и мне ничего не оставалось, кроме как покинуть дом, как мне тогда казалось, навсегда, чтобы больше не видеть грустного лица матери и веющего от нее многозначительного молчания, которое звучало сильнее грома.

Я не звонил и не писал, она тоже. Кажется, она потеряла меня еще в детстве, а потом видела во мне взрослеющего призрака, снующего по дому и, из раза в раз, приносящего одни проблемы. Что я ей скажу, когда увижу? Захочет ли она меня слушать? Приближаясь к месту назначения, мне становится все тяжелее от этих вопросов.

Но вот я снова здесь, стою на бетонном пороге, начавшим осыпаться с годами, и будто бы жду, когда меня пригласят самого. Решаюсь нажать на дверной звонок. Шагов не слышно. Звоню еще несколько раз, но безрезультатно.

Это бессмысленно, нужно убираться отсюда. Кивнув, я развернулся спиной к двери, в надежде поскорее удалиться, но она начала медленно открываться.

Мою спину пробила холодная дрожь. Как в фильмах ужасов, с той разницей, что я ждал уродливого скримера, надеялся, что там за дверью появится монстр, заберет мою душу и сделает своим рабом. Я ожидал кого угодно, но только не маму.

Но это была она.

Лучше бы я не возвращался. Развернувшись, я увидел перед собой глубоко старую женщину с обвисшим, впалым лицом, редкими седыми волосами и блаженным выражением лица, стоящую в сером халате, поверх белой сорочки и в розовых тапочках с кроличьими ушами.

Она долго смотрела на меня отсутствующим взглядом, говорящим о том, что она явно не представляет, кто наведался к ней домой.

– Мама, – начал я.

– Кто Вы? И почему трезвоните в мою дверь? – спросила она.

– Мама, это я, твой сын. Знаю, мы давно не виделись, но я не сильно изменился, чтобы ты не смогла меня узнать.

– Мой сын погиб в Афганистане, обманщик! Как ты смеешь порочить его честь?

Она резко захлопнула дверь, не дожидаясь моего ответа. Я несколько секунд провел в полном недоумении, но вскоре взял себя в руки и позвонил снова.

Когда она вышла, я решил подойти поближе, что бы она могла лучше меня разглядеть.