Серпантин

– Дать бы тебе в морду за твою самоуверенность, но думаю, за меня это и так сделают.

– Какое время тебя устроит?

– После пяти.

– Отлично, подъезжай к моему дому к шести.

Непробиваемый осел, которого не берут ни одни заверения, согласился, а значит хоть что-то в мой жизни идет так, как я запланировал.

Когда мы поехали забирать барабаны, Гуз забомбил хлеще прежнего:

– Это розыгрыш, чтоб вас?

– О, мальчики, вы не сказали, что вас будет трое. Придется доплатить, – сказал Он.

Гуз злобно на меня оскалился.

– Успокойся, это шутка. Он с нами, потому что хорошо владеет барабанами.

– Еще одна такая шутка и эти инструменты окажутся у вас в задницах.

– Вот видишь, в твоих словах тоже скрыт латентный гомосексуализм.

– Ты…

– Чувак, будь проще уже. Нам всего-то нужно на могиле спеть, – встрял Мар.

– Что!?

– Ты ему не сказал?

– Разве это обязательно? – спрашиваю.

– Очень, бляха муха, обязательно! Вы все кукушкой поехали что ли?

– Я еду к своей подруге, умершей вместе с моим ребенком, чтобы исполнить песню. Такое разъяснение тебя устраивает?

Наступила гробовое молчание, после чего мы погрузили барабаны и отправились в последний путь.

За пару бутылок спиртного местный могильный сторож согласился провести удлинитель к нужному месту. Вернее, пару десятков удлинителей.

– Серьезно? У нее на камне ничего кроме «Эс» не написано? – спрашивает Мар.

– Для вас этого достаточно, я считаю.

Мы подключили подключили всю систему: две гитары, барабаны, микрофон, метровые колонки и мощнейшие усилители.

В окружении надгробия я занял позицию по середине и стоя выжидал, слушая, как бешено колотится сердце.

Прошло несколько минут прежде чем, я собрался и дал отмашку. Мы стали играть.

Не буду лукавить – это было ужасно. Мы не попадали в такт, брали не те аккорды, а что до мое голоса, так это вообще забейте, у меня его нет. Все, что у нас получилось – полифоническая какофония бренчаний и стучаний, сотрясающие деревья и приводящие в ужас птиц, сидящих на них.

Все, что нарушало мертвую тишину в пределах нескольких километров – три придурка… Вернее один придурок, позвавших двух вполне нормальных людей в надежде, что может получиться что-то путное.

Тем не менее, что-то получилось:

«…

I serve my head up on a plane.

It’s only comfort, calling late.

Cuz there’s nothing else to do

Every me and every you

Every me and every you

Every me…he.

…»

После того, как мы не прошли в следующий тур «Минуты славы», я попросил загрузить все обратно и уехать, оставив меня одного.

– Ты это, – подошел Мар. – Новый Год здесь собрался встречать?

– Наверно. Спасибо за помощь.

– Хочешь, я останусь?

– Не стоит, мне нужно побыть наедине с Эс. Я так много не успел ей сказать.

– Ты же замерзнешь в своем заношенном плаще, – подключился Он. – Возьми хотя бы мою шубу.

– Пожалуй. Я позже верну.

– Не беспокойся.

Я надел пестрящую красками шубу, подождал, пока все уедут, достал из кармана небольшую бутылку Джека и сел, опершись спиной на надгробие.

– Знаешь эту историю у Брэдбери? Ту, в которой мужчина встречает в аптеке пожилую женщину, они оба заказывают лимонное мороженое, завязывают разговор и в процессе беседы узнают о себе много общего. Лучше сказать, разглядывают друг в друге необычайное сходство, что позволило бы им провести всю жизнь вместе, не родись один из них слишком рано или слишком поздно. Старуха советует парню лет в пятьдесят подхватить себе воспаление легких, чтобы в следующей жизни они родились равного возраста и смогли есть тоже самое лимонное мороженное, разговаривая о пустяках. – Так вот я подумал: «А почему бы не попробовать?». Во всяком случае, это лучше, чем быть без тебя.

«We’re burning up, we might as well be lovers on the sun».

Осушив бутылку, я сразу достал вторую.

– Ума не приложу, зачем ты появилась в моей жизни? Я спокойно прожигал существование, ни о ком не думал и не заботился, плевал на чье-то мнение, хамил и вел себя, как ебаная скотина. И тут возникаешь ты – вся такая загадочная, привлекательная, умная, в чем-то похожая на меня. И я физически стал неспособен говорить с тобой прежним мной. Я почувствовал, как стал становиться лучше. Может, это было не заметно в моих поступках и фразах, но я на самом деле обновился. Это не нытье, в стиле «минус на минус дает плюс, сосите хуй, мы не такие, как все». Я почувствовал внутренние изменения. Мне стало легче общаться, проще воспринимать негативные стороны, я перестал серьезно относиться к своим загонам по совершенно нестоящим на то событиям и причинам, послужившим им. Я раскрылся для себя, стал себя узнавать и даже немного ценить. Меня больше не тошнило от своего вида в зеркале и не было причин упрекать себя за недостатки. – Так было, пока ты была жива.

В ход пошла третья, и последняя бутылка.

Коварный этиловый спирт добрался до моих слезных каналов и приятных воспоминаний, начиная нагнетать плаксивую фильмы о трагичной судьбе главной героини.

Прозвенел будильник, установленный мной на двенадцать часов.

Я начинаю шевелить, не слушающим меня, языком и онемевшей челюстью:

– Эй, Эс, с праздником.

Укутавшись с головой в шубу, я решаю немного прикорнуть.