Серпантин

— Так и это ещё не всё... Я потом своего детского приятеля встретил... Вот так вот случайно, на улице. Он хоть и не актёр, но от этого чувство, что вокруг — кино, ещё больше усилилось. Потому что случайно встретить на улице одноклассника в этаком муравейнике... А он, как узнал, что я завтра назад лечу, такое ляпнул, что я его чуть там же не убил.

— Что же он сказал?

— Он сказал, что если бы ему завтра надо было лететь назад, он бы повесился. Ну, прикинь? — обратился он к Лене, которая охнула. — Я тогда ещё не встал на ноги, как сейчас, деньги водились иногда, но смешные... Да ну, какие деньги, деньжата... И всё равно мне хотелось назад, домой, и никакого желания там оставаться...

— Что, совсем не понравилось? — полюбопытствовала Лена.

— Ну так, посмотреть... Как в кино себя чувствуешь, я уже сказал... Но нельзя же всё время быть в кино... Хочется вернуться в зал, да?

— А зачем? К кока-коле, к поп-корну? — насмешливо сказала Лена.

— А? — сказал Манко. — Я не расслышал.. Ну, я не хочу сейчас разводить эту бодягу про корни... Просто дома я — это я... Так у всех, я думаю... Согласны со мной?

— Согласен, — сказал Доплер, — хотя у меня это не совсем так... Вам легче, молодой человек. Вы это сделали в Нью-Йорке, значит теперь можете всюду.

— Вы даже не представляете, как он вас понимает, — доверительно сказала Лена.

— Серьёзно? — сказал Манко. — Мне приятно... А вообще, было странное стечение обстоятельств, я вам сейчас тогда всё расскажу... Славу — которого я встретил — я не тронул, пугнул только... Я ему говорю: «Раз ты считаешь, что это равносильно смерти...» Он сразу перепугался: «Это для меня, только для меня...» «А чем я хуже тебя? Нет, ты это так сказал, что получилось, что не только для тебя, а для всех... Так что, брат, умри ты сегодня, а я завтра...» Ну, напугал его немного, он же отвык... Вешать на ближайшем столбе я его не стал, даже пригласил «на дринк», да? Прилетел я домой, с женой встретился, ну, всё как следует, после разлуки... Потом она уснула, а мне чё-то не спалось, перемена временных поясов, когда в Америку прилетел, сразу стал спать по-тамошнему, странно даже... А когда назад, не спалось... Всё наоборот то есть... Я пошёл на кухню, захватив с собой книгу... Знаете какую? «Идиота» Фёдора Михайловича. Да потому что... В самолёте соседка по креслам затеяла со мной беседу... Лететь долго, скука — не тётка... То есть она всё прочла, что у неё с собой было, и стала ко мне с разговорами лезть... До этого как бы случайно попыталась пристегнуть меня к себе ремнём безопасности... Я решил, что лучше уж поговорить, хотя спать хотелось... И там что-то она навернула из «Идиота», про возвращение на родину... «Ах, вы не читали? Ну как же, как же...» В общем, честно взял с полки Достоевского, пошёл на кухню, поставил чайник, сел, читаю... Странное такое состояние, одной ногой я ещё в Америке, но уже дотянулся до жены, подбросил ей... Она теперь спит, а я на кухне, читаю Достоевского, всё чин-чинарём... Я сам себе нравлюсь в этот момент, и в то же время чувствую, что что-то не то... А что, не пойму... И снова читаю... И долго я так на кухне сидел, про чайник забыл... Тут открывается дверь, входит жена, сонная такая, глаза потирает, говорит: «Газом пахнет. Очень сильно...» А у меня нос был заложен, протянуло на океане, гулял там без шапки и шевелюры, я тогда стригся налысо... Я говорю: «Да я вроде ничего не слышу...» Она смотрит на плитку, я вслед за ней, вижу чайник и до меня доходит... Я же повернул ручку на полную... И спичку не зажёг... Привык, что там, в Америке, плитка в гостинице — я в дешёвой такой жил, бабок не было на нормальную, готовил себе всякую простую еду, и плитка там не требовала спички... Ручку поворачиваешь, и она сама зажигается, видно, чиркает там что-то у неё внутри автоматически... Газа я напустил в кухню столько, что если бы не жена, я бы точно угорел. А мог и сигарету зажечь, взорвал бы весь дом на хер... Вот и было бы кино, да?

— Нет, — сказала Лена, — другой жанр. «Смерть с Идиотом» — это опера.

— Если ты имеешь в виду Шнитке, то «Жизнь с...» — сказал Доплер.

— Так вот, — хохотнул Манко, вздымая в воздух рюмку, — давайте знаете за что? За то, чтобы всегда было это «чуть-чуть»! То самое, которое не считается!

— А теперь, если вы не возражаете, — сказал он, выпив, — я вам ещё кое-что расскажу... То, что меня по-настоящему сейчас... Слегка, скажем так, волнует... Можно?

Доплер кивнул, а Лена сказала:

— Только вы совсем ничего не едите, а пьёте много. Вы бы поели.

— Не беда, — сказал Манко, — это такие закуски, что не страшно, если остынут... А я потом ещё передумаю вам рассказывать... А мне нужно этим с кем-то поделиться, понимаете? А то во мне стало совсем тесно от этой истории... В общем, тема такая: еду я на своём хаммере...