Серпантин

На другой картинке Мигулин полз сразу по двум стенам, упираясь в них руками и ногами...

И вдруг попадал на какие-то рельсы... А в руках у него были... Такие бруски — как у безногих...

Или нет — точильные колёсики...

И он взмывал по этим рельсам в небо — как на русских горках, — высекая искры...

А потом уже стоял на квадрате пристани с хрустальным черепом в руках...

«Вай и Най сидели на трубе, — шептал Линецкий, — Шалтай-Болтай свалился во сне... Что осталось?»

Накануне его так разбросало по ночному ландшафту... Что туфли он не смог найти и по сей день...

Их поглотили морщины...

Похожей на кожу слона породы...

Очнулся он под утро, когда туман переползал с моря на берег... Обмыл в море раны и пошёл босиком на набережную — пить кофе...

По дороге он вспоминал о другом своём падении...

Вернувшись из Сочи в посёлок, они с вечным — теперь в его памяти — студентом Степанычем пошли в ресторан «Кавказский курень»... Потому что у Степаныча как раз был день рожденья, а у Линецкого — за несколько дней до того... В общем, решили отметить совместно, взяв с собой ещё двух приятелей, с которыми познакомились в посёлке... Ресторан был расположен прямо над пропастью, на стене Мамедова ущелья... Вместо столиков были пенёчки, всё было очень живописно, лампочки, гирлянды висели на деревьях... И танцплощадка — тоже как бы огромный такой пень...

Линецкий быстро опьянел и, когда они пошли к танцплощадке, сказал: «Друзья, давайте погуляем!» — и с этими словами переступил низкую — сантиметров тридцать — оградку и... исчез.

Ступая туда, он думал, что это тень от дерева. Но это оказалась пропасть Мамедова ущелья — в которую он и ухнул — со свистом...

Степаныч потом сказал, что у него волосы встали дыбом два раза. Первый раз, когда Линецкий со словами «А пойдём погуляем!» шагнул прямо в пропасть...

И второй раз — когда через минуту оттуда показалось его лицо...

Было так: он встрял ногой в одно из наклонно росших на стене ущелья деревьев...

Пролетев метров пять-шесть, не больше. После чего выкарабкался — цепляясь за камни и корни...

Он повредил правую ногу и по дороге назад прыгал на левой, держась руками за шею Степаныча и кого-то ещё...

Перед этим он долго сидел один за пеньком на пеньке, глядя на звёзды...

Чувствуя, как правая нога наполняется болью...

К нему подошла женщина — сейчас по дороге вдоль того же моря, но в другой посёлок, и после другого падения, Линецкому казалось, что женщина, тем не менее, накануне была та же самая... что и двадцать пять лет назад...

Она подошла к его пеньку и сказала:

— А чего это ты один сидишь? А приятели чего друг с другом танцуют? Голубые, что ли?

— Да нет, — сказал Линецкий, — у меня просто нога болит.

— Пойдём, — сказал она и крепко взяла его за руку, — потанцуем... Заодно и посмотрим, что у тебя там с ногой...

Линецкий заупрямился, и женщина уселась за пенёк... Стульями служили тоже пеньки, только маленькие...

— Так что случилось? — спросила она.

— Я упал, — сказал Линецкий.

— Куда?

— Вон туда, — он показал рукой.

— Что, совсем ебанутый? Зачем ты туда полез?

— Я не знал, что там пропасть.

— А что же это было по-твоему?

— Тень от дерева, — сказал Линецкий, и женщина расхохоталась...

И сейчас — через двадцать пять лет — у него стоял в ушах её жуткий хохот...

— На самом деле, — сказал Линецкий. — Вы не верите?

— А чего это ты со мной на вы? — сказала она... И потащила Линецкого танцевать...

Через минуту, когда он стал громко стонать и едва не упал, она махнула на него рукой и, шатаясь, пошла дальше и сразу растворилась в темноте...

Ну и что? Он сказал ей правду — он думал, что там тень... Степаныч вот... Который, правда, знал его немножко лучше — тот сразу поверил...

И теперь, когда он шёл сквозь зной, эти две женщины и два падения накладывались друг на друга...

Как будто бы он вдруг вспомнил... Что на самом деле перескакивал через стены лабиринта...

Падая в одно ущелье, встревал ногой в дерево — за тенью которого не видел очередной пропасти... И так далее... «Что вы меня всё время роняете?» — сказал он кому-то вслух... Возможно, той, что звала его танцевать... Он не видел у неё косы... Но что-то подсказывало ему, что этот танец танцевать не нужно...

«Надо признать, — подумал он, — что пока со мной довольно бережно обращались... Если это и не было тенью от дерева...»

В общем, Линецкий был теперь осторожен с тенями...

Он видел, что ночная сцена накладывается на день этаким трафаретом...

И у него возникало ощущение, что это не тот день... Не следующий — недели, и даже — не сплошная среда, а... Один из тех альтернативных дней, что скрывались за горными хребтами лабиринта...

«Вот, казалось, озарятся даже те углы рассудка, где сейчас светло, как днём...» — повторял он, и — как уже было сказано — кто знает, куда бы его всё это завело...

Линецкий, скажем, мог потерять себя в трёхмерных пятнашках...

«Пересувной» такой торпедный заводик уже было заработал в его голове... Кубометры темноты — направо и налево...

Если бы его не увлекли некие связи... Между явлениями эмпирического мира...