Читаем Серпомъ по недостаткамъ полностью

Изрядные успехи и в сельском хозяйстве, урожай пшеницы на личных землях превысил двести пудов с десятины тогда как в среднем по губернии был не выше сорока. Сходно и с другим зерном, равно как и с овощами.

Имеет, по слухам, до восьмидесяти тысяч десятин в Восточной Республике Уругвай, с целью растить хлеб когда у нас зима (а там лето).

Отстроил военный городок для 226-го Бобруйского резервного батальона, так же большей частью из своих средств.

Известен щедрыми подарками, своим друзьям денег нимало не жалеет. Дарит дома и машины, но только те, что делает сам.

Заботлив к рабочим, равно как и к солдатам, лично следит за прокормом на заводах и в казарме Бобруйского батальона…"

Борис Борисович закончил чтение первой страницы, пересчитал оставшиеся.

– Это все один человек? И он проживает в моей губернии?

– Так точно, Ваше Превосходительство! – начальник Саратовской жандармерии позволил себе слегка улыбнуться. – Тут еще и перечислено только самое важное.

– И сколько же ему лет?

– Официально – двадцать шесть. Но в кругу друзей он как-то говорил, что приписал себе три года… чтобы в университет раньше поступить?

– Ну что же, хорошо… Однако все это мы пока Государю посылать не будем. Он придвинул к себе лист бумаги, взял перо и размашистым почерком написал:

"Благонадежен, в делах успешен, в благотворительности щедр."

Немножко подумал, но добавлять ничего не стал, лишь привычно подписался:

"Губернатор Саратовский князь Мещерский".


Отсутствовал я в Царицыне целых три недели, и первое, что сделал по возвращении – пришел в ужас. И было от чего. Поезд в город пришел около десяти утра, но выспаться мне совершенно не удалось: вряд ли за всю ночь температура снижалась ниже градусов двадцати восьми, а перед заходом солнца наверняка было под сорок. Их вагона я вышел в ожидании хоть какой-то прохлады, но мне показалось, что в лицо мне дунуло из какого-нибудь промышленного фена.

На вокзале меня ждал, в соответствии с посланной телеграммой, Миронов, часто исполняющий роль чьего-нибудь шофера.

– Что за погода такая? И давно тут дышать нечем?

– Да третий день, Александр Владимирович. Суховей…

Слово мне было знакомо, по каким-то книжкам из далекого детства. Но в реальности за ним скрывалось что-то действительно страшное. Выйдя из вокзала, я обратил внимание что деревья в небольшом парке напротив выглядели довольно свежими, а вокруг двух "железнодорожных" домов мало отличались от гербария.

– Так Емельянов велел парк поливать все время – ответил на невысказанный вопрос молодой рабочий. – Сейчас-то ребята, видать, на перекур пошли, скоро снова поливать будут…

Когда мы дошли до машины, стоящей метрах в тридцати в негустой тени от деревьев, я увидел, что несколько человек в спецовках завода действительно стали поливать деревья. Не корни, а кроны.

– И что они тут поливают?

– Так господин Портнов велел листья поливать. Суховей ведь, лист высушивает за четверть часа. Хорошо еще что Осип Борисович трубу от Волги протянул, есть чем поливать. А на станционные дома трубы-то нет, вечером ставить будут. Только, думаю, поздно уже…

– Так, вези к Портнову, надо узнать что с полями.

– Дык нету господина Портнова, он как раз за рекой, в полях где-то и есть. Да и я вам расскажу что там деется – машина очень неспешно, поднимая огромный шлейф пыли, двигалась по Волжской улицы в сторону моего городка. – Нынче же это уже второй суховей, первый дней как десять был, только на один день. Поля вроде как побило, но не сказать что сильно – я видал, сам Василия Павловича возил туда, на машине госпожи Камиллы. Ну Василь Палыч и велел днем быстро все поливать, чтобы, значит, траву намочить. Сейчас все и поливают, а на канал новые насосы поставили, чтобы, значит, больше воды с реки качать. Только Василь Палыч давеча говорил, что ежели суховей еще дня два простоит, то вода все равно кончится…

Подумав с минуту, я велел отвезти меня в модельный цех – там было все, что могло помочь в такой ситуации. Отдав нужные распоряжения, отправился домой – все равно работать в такую жару невозможно, так хоть в ванне отлежусь.

Дома я застал практически голую Камиллу, валяющуюся в гостиной на диване и какой-то книжкой. При моем появлении она лишь вяло сделала некое движение, изображающее попытку прикрыться полой халатика, и продолжила чтение.

– Тебе не стыдно?

– Не стыдно. Мне хочется не только одежду, но и кожу снять… и вообще, мне плохо, душно и скучно. В лаборатории никого нет, работать все рано невозможно. Так что если это облегчит твои моральные терзания – просто отвернись и не мешай мне страдать.

– Мешать не буду, страдай. Только все равно пойди надень что-то поприличнее, сейчас рабочие придут, принесут средство спасения. А у меня к тебе простой вопрос: бутана у нас много получается?

– Где получается? На газовом заводе – немного, а на крекинг-реакторах – много. То есть на новых реакторах, каталитических. А тебе зачем?

– Нужно. Только мне нужен не нормальный бутан, а изобутан.

– Этот тоже есть, процентов двадцать, а то и больше.

– Ты разделить из сможешь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее