В девяносто третьем Горюнов построил четыре больших заводских корпуса и деньги у него закончились полностью: на станки и оборудование почти ничего не осталось. Попытки получить кредит в отечественных банках большим успехом не увенчались – Земской банк выдал лишь сто тысяч под залог дома и полтораста – под залог всех харьковских заводов и магазинов, но Горюнов не сдался. Деловой хватки ему было не занимать (иначе бывший крестьянин не смог бы за неполных двадцать лет с нуля заработать более двух миллионов рублей), и он, предоставив очень качественное обоснование, получил недостающий кредит уже в Societe Generale, благо в Париже у него было уже два магазина и с французским капиталом купец дело имел давно.
Вот правда условием предоставления кредита было размещение заказов на станки исключительно во Франции, и Горюнов заказал оборудования на миллион франков на парижском заводе, принадлежащем некоему Стефану Буэ.
Случилось это знаковое событие в октябре одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года.
А декабре того же года некий Филипп Буэ приехал в Петербург с обоснованием Горюнова и приступил к поиску российских "партнеров" по строительству собственного паровозного завода. Партнеры нашлись быстро: директор Петербургского Частного коммерческого банка и директор Петербургского биржевого комитета.
Небывалыми темпами было получено не только разрешение на учреждение акционерного общества, но и правительственная гарантия на закупку почти пятисот паровозов – эта гарантия для еще даже не спроектированного завода была выдана не министерством путей сообщения, а лично министром финансов Витте. Еще через месяц было учреждено соответствующее акционерное общество, где должность директора занял Филипп Буэ.
На поставку оборудования это акционерное общество заключило контракт с уже упомянутым Стефаном Буэ, причем контракт был заключен на следующий день после того, как Societe Generale отозвал так и не использованный кредит у Горюнова, с формулировкой "за невостребованностью", а Стефан Буэ отказал русскому купцу в поставке "за неуплату суммы контракта". Отказавшись при этом возвращать "аванс". Горюнов подал на Стефана в суд (французский, естественно), а тем временем в Харькове, буквально через дорогу от его неукомплектованного завода, началось строительство уже французского предприятия. Стефан, от лица поставщика нового завода, приобрел акций ровно на один миллион франков…
Дальше началась практически комедия – не будь она столь печальна как для Горюнова, так и для России. За свой миллион франков Стефан получил исключительное право на десять процентов прибыли завода. А если прибыль маленькая, то ему гарантировалось ежегодно минимум полмиллиона – причем с момента регистрации общества. Пятьдесят процентов годовых – это неплохо, да. Правда за это "Общество Буэ" гарантировало передачу всех своих разработок новому заводу "безвоздмезддно, то есть даром" в течение последующих двенадцати лет. Вот только "Общество Буэ" никогда и ничего не разрабатывало. Братья Буэ выпускали лицензионные станки, и "передавать" в Харьков ничего не могло в принципе…
В конце лета тысяча восемьсот девяносто седьмого года Парижский суд постановил, что "авансом" Стефан Буэ может считать сумму не более половины полной стоимости заказа, а остальное постановил вернуть Горюнову. Вот только изготовленные для Горюнова станки Стефан продал брату уже за четыреста двадцать тысяч рублей – и в октябре харьковский купец получил на счет чуть больше двенадцати тысяч: из сумм к возврату суд не забыл удержать "судебные издержки". Осознав, наконец, что русского паровозостроения в Харькове не будет, эту "выручку" Горюнов потратил на выпивку для всех рабочих нового завода. А еще через несколько месяцев, потеряв, видимо, интерес к жизни, он тихо и незаметно скончался.
Так и получился "мертвый завод": наследники купца пытались продать ненужные корпуса, но из-за кризиса никто так и не рискнул выложить запрашиваемые или поначалу полмиллиона рублей. Сейчас за завод просили уже триста тысяч, но и при такой цене желающих не находилось. Пока я не приехал.
Впрочем, и мне денег было жалко, так что я предложил "за все" четверть миллиона, но сразу и наличными – и уже через три дня стал владельцем тридцати с лишним десятин со всеми цехами и прочими постройками. Окончательным оформлением бумаг занялся Сергей Игнатьевич, а я отправился в Феодосию – куда Водянинов тоже собрался приехать через пару дней.