Серпомъ по недостаткамъ

После короткого обсуждения (и примерно часа работы) на плуге появилась проушина, через которую веревка от лошади и была привязана. Дима опробовал "плуг" на моем огороде, после чего радостно погрузил это чудо сельскохозяйственного машиностроения на телегу и помчался пахать целину. А я — продолжил вскапывание огорода. И рыбалку.

Пару крючков я выточил из каких-то мелких обрезков "лопатной" стали, а для лески снова использовал капроновую (или нейлоновую — не понимаю я в синтетике) нить, которую добыл из ручки моей сумки. Ручка все равно была вдвое длиннее, чем надо, так что укоротив её на пятнадцать сантиметров, я получил ещё метров наверное с полста прочной толстой нити. Грузила у меня уже железные были, из обрезков трехлинейного прутка, просверленных насквозь. Поплавки я вырезал из куска сосновой коры, которую отковырнул от бревна, лежащего перед чьим-то домом. В первый же день мне удалось наловить с десяток мелких рыбешек, а на второй я уже поймал и средних размеров налима. Которого съел сам, тем более что рыбу стали ловить уже "профессиональные" рыбаки из села со странным названием Погромское с другого берега Волги и расценки на нее резко упали: на небольшом рынке возле трактира средний налим шел по семь-восемь копеек и конкурировать с ними было бесполезно. Впрочем, чаще рыбу я ел с соседскими детишками, а иногда и с самой соседкой: лук и морковка шли из ее запасов, она же и варила уху — если в этот день не батрачила. Рыбы у меня много ловилось, всем хватало, а на готовке я экономил немало времени.

За неделю я вскопал довольно большой участок. У огородников с Татаркиной балки я добыл три ведра картошки (мелкой, не чета моей), немного семян репы, укропа, небольшую связку чеснока и крынку (литра на полтора) лука-севка. "Моя" картошка пустила обильные ростки и я, вспомнив какую-то детскую книжку, где девочка с одного клубня, укореняя оборванные проростки, получила чуть ли не тысячу кустов, проростки ободрал и посадил их укореняться в корзину с песком. Тысяча — не тысяча, а с полсотни проростков успешно начали расти. В глиняных черепках, поставленных в "помидорный" парничок: в нем хоть тепло было, в отличие от дома — потому что лишних дров, чтобы дом отопить, не было. То есть печь мы топили, но лишь вечером. А, поскольку днем в доме не сидели, и он выстывал довольно сильно. Парничок тоже выстывал, но ночью, когда, по моему мнению, растения и так особо не росли — зато им было днем и светло, и тепло.

Из помидорных семян проросли всего девять, и за почти три недели помидорки вымахали сантиметров на двадцать. По бабушкиному методу я оборвал вершинки и поставил их укореняться в воду. Чуть позже так же поступил и с боковыми веточками, обильно появившимися после отрывания верхушки. Так что к пятнадцатому апреля у меня было уже с полсотни помидорных кустов разного размера.

А еще были готовы к посадке чуть ли не две сотни маленьких капуст.

В воскресенье двадцать девятого марта я снова собрался в Царицын. Собственно, и не собирался, просто Евдокия сказала что "бабы поедут на рынок молоко продавать", и я решил напроситься с ними. Бабы в город отправились по реке, на лодке, собрав лодочнику по три копейки за проезд. У меня копеек уже не было, но я поговорил с лодочником и проезд "оплатил" греблей. Все-таки грести больше двадцати верст против течения — дело утомительное, и лодочник моему предложению обрадовался. Тем более и по течению столько грести — тоже не подарок.

Отплыли мы еще до рассвета, и уже часам к восьми приплыли в Царицын. Со стороны пристаней Царицын оказался таким же грязным и вонючим, как и со стороны тракта, но все же это был именно город: с реки были видны двух- и даже трехэтажные дома, дымили многочисленные трубы, возвышались несколько колоколен. Но главным признаком именно города был для меня гудок паровоза.

В обратный путь народ собирался отправиться часа в два, так что времени у меня было сколько угодно. Со временем проблем не было, были проблемы с финансами, точнее, с полным их отсутствием. В город-то я не просто так приехал, была у меня идейка небольшая — но вот денег на ее реализацию не было и железнодорожная станция давала мне небольшую надежду на ее исполнение. Точнее — помойка при железнодорожных мастерских.

Станцию я нашел довольно быстро, минут за двадцать — и удивился, что проход в станционные мастерские был совершенно свободным. В сами мастерские я заходить не стал, а с полчаса бродил вокруг, выискивая, куда тут сваливают всякие производственные отходы. На меня не то чтобы никто внимания не обращал — и куртка моя, и ярко-синяя сумка-рюкзачок выглядели очень необычно, но мастеровые (я думаю, что мастеровые — все в каких-то одинаковых черных куртках), бросив на меня взгляд, как-то быстро уходили. Но вот где-то через полчаса из мастерской вышел мужчина в том, что безо всяких сомнения я бы назвал мундиром, и быстрым шагом направился прямо ко мне:

— Вы из какого ведомства? И что тут ищите?

— Я не из ведомства, а ищу что бы тут ненужное украть…