Сэру Филиппу, с любовью

— Такова жизнь, сынок. Мужчины должны уступать женщинам. Ты же любишь маму?

Оливер обреченно вздохнул, словно ему приходилось идти на подобные жертвы каждый день.

Филипп заглянул в окно лавки. Судя по всему, закончить свои дела Элоиза и Аманда собирались еще не скоро.

— А насчет твоего предложения, — сказал он Оливеру, — чтобы мужчины выбирали, куда пойти, я только “за”.

В этот момент из дверей вдруг показалась голова Элоизы.

— Оливер, ты не хочешь зайти на минутку? — окликнула она малыша.

— Не хочу! — Парнишка замотал головой так, что, казалось, она сейчас оторвется. Он умоляюще посмотрел на отца, но тот сурово сдвинул брови.

— Ты должен уступить маме, Оливер!

— Не слишком ли много уступок? — проворчал тот. Вид у парня был такой, словно его вели на эшафот.

Филипп откашлялся, чтобы скрыть смешок.

— А ты тоже пойдешь? — спросил Оливер.

Филипп хотел было ответить: “Еще не хватало!”, — но вовремя сдержался.

— Нет. Я должен присматривать за нашим экипажем, — объяснил он.

Глаза Оливера сузились.

— А чего за ним присматривать?

— Ну мало ли что… Там все-таки все наши сегодняшние покупки!

Элоиза проворчала что-то себе под нос — что именно, Филипп не смог разобрать.

— Иди, Оливер. — Он легонько подтолкнул сына в спину. — Мама тебя зовет!

— Тебя, между прочим, я тоже зову! — откликнулась Элоиза. — Тебе нужны новые рубашки.

— Портной знает мой размер. Пусть доставит на дом. Мое присутствие вовсе не обязательно!

— Разве ты не хочешь сам выбрать материал?

Филипп поморщился:

— Я полностью доверяю твоему вкусу.

— Папа должен следить за экипажем! — деловито заявил Оливер, переступая порог.

— Филипп, — притворно погрозила ему Элоиза, — ты сейчас у меня получишь!..

— Хорошо, зайду, — покорно вздохнул тот. — Но не более чем на минуту. — Филипп зашел в лавку и очутился в ее женской половине. — Ты же знаешь, что я страдаю клаустрофобией!

— Ты, такой большой и сильный? — усмехнулась Элоиза. — Если бы я была таким огромным мужчиной, я бы ничего не боялась!

— Так в чем дело? — спросил Филипп. — Зачем я нужен?

Элоиза показала на дверь примерочной:

— Когда Аманда выйдет, мы все должны дружно хлопать в ладоши и восхищаться! — прошептала она.

Филипп почувствовал себя так, словно попал в другую страну.

— Не уверен, что у меня это получится, — пробормотал он. — Я плохой артист.

— Учись! — Элоиза повернулась к Оливеру. — После Аманды пойдешь ты. Миссис Ларкинс, — обратилась Элоиза к стоявшей рядом жене портного, — вы обслужите мальчика?

— У-у-у! — загудел Оливер, словно его смертельно обидели. — Я хочу, чтобы меня обслуживал мистер Ларкинс — как папу!

— Ты хочешь, чтобы тебя обслуживал мужской портной?

Парнишка закивал.

— В самом деле?

Оливер снова кивнул, хотя и с меньшей уверенностью.

— Да что с тобой? — удивилась Элоиза. — То тебя невозможно было затащить ни в какую лавку, кроме той, где продаются игрушечные пистолеты и солдатики, а то вдруг… Ты уверен?

Оливер снова кивнул, на этот раз нерешительно.

— Что ж, сынок, отлично! — прошептал ему на ухо Филипп.

С серьезным видом Оливер направился в мужскую половину ателье.

— Вот что значит уметь найти к парню правильный подход! — улыбнулась Элоиза. — С мальчишками только так — нужно играть на присущем им духе противоречия. Как только я сказала, что его будет обслуживать женщина, он сразу потребовал, чтобы это был мужчина! А иначе бы вообще отказался…

Тишину вдруг прорезал отчаянный крик. Из мужской половины, словно ошпаренный, вылетел Оливер и бросился прямо в объятия Элоизы. Филипп поймал себя на том, что почувствовал укол ревности — ему хотелось, чтобы дети в первую очередь искали защиты у него.

— Он уколол меня булавкой! — вопил мальчик.

— Ты, должно быть, вертелся! — предположила Элоиза.

— Не вертелся я!

— Правда? — нахмурилась Элоиза.

— Ну, разве что совсем чуть-чуть…

— Ничего страшного! — Элоиза потрепала его волосы. — Я уверена, что мистер Ларкинс уколол тебя нечаянно. Если будешь стоять смирно, это не повторится. Только не вертись!

Оливер посмотрел на отца — словно, не найдя сочувствия у мачехи, обращался к нему. Филипп, может быть, и утешил бы сына, но нельзя ведь, чтобы родители при детях вели себя по-разному — это подрывает авторитет обоих.

Но тут Оливер удивил Филиппа. Он не стал упрашивать отца освободить его от когтей мистера Ларкинса и не стал, вопреки ожиданию Филиппа, ругать Элоизу страшными словами, что он наверняка сделал бы еще две недели назад.

Оливер всего лишь посмотрел на отца и произнес:

— Ты пойдешь со мной, папа?

Филипп не смог сразу ответить — к горлу подступил ком.

Дело было даже не в том, что Оливеру нужна была поддержка мужчины — такое бывало и раньше. Но на этот раз Филипп впервые уверенно говорил “да”, зная, что, если он пойдет с сыном, все будет, как надо — он скажет нужные слова и совершит нужные действия.

А если даже он и сделает что-то не так — не важно. Все равно Филипп совсем не такой, как его отец, — и никогда не станет таким, как он. И он не имеет права позволять себе быть трусом и перекладывать свои обязанности на кого-то другого из боязни совершить ошибку.