Серв-батальон

Вряд ли «Нибелунг», броня которого зияла множеством пробоин, был в состоянии подняться в космос, но не это сейчас волновало Саймона.

Часть серв-машин батальона к моменту орбитального удара успела занять свои места на борту штурмовых носителей. Существовала вероятность, что внутри уцелел кто-то из бойцов…

Он не ринулся очертя голову вниз, дожидаясь, когда к краю похожей на кратер воронки подтянутся машины Верхолина и Тавгалова.

Писк предупреждающего сигнала и внезапно вспыхнувшее чувство тревоги заставили Саймона вздрогнуть.

Что-то не так, но что?

Он сосредоточил внимание на очертаниях «Нибелунга» и вдруг понял, что за опрокинувшимся штурмовым носителем, маскируясь в его сигнатуре, скрываются вражеские сервомеханизмы…

– Антон, Андрей, назад!

Его выкрик прозвучал одновременно с частыми, режущими глаз вспышками запусков.

Из-за корпуса «Нибелунга» били реактивные минометы, система противоракетных лазеров на машине Саймона не работала, зенитную установку снесло еще во время прошлых схваток, оставалось лишь несколько снарядов в подвесных орудиях, но ни он, ни «Беатрис» уже не успевали ничего предпринять.

Реактивные снаряды ударили в «Фалангер» Саймона, прожигая истончившуюся броню рубки…

* * *

Губы покрывала пузырящаяся пена. Сознание блуждало, то погружаясь в мир ирреального, то возвращаясь, – метаморфозы мысли измерялись мгновениями, хриплыми вдохами, ударами пульса…

Саймону уже не было страшно. Стена апатичного безразличия на минуту отгородила от него ревущую данность, но «Беатрис» – рыжеволосая девчонка – продолжала управлять серв-машиной, «Фалангер», чья броня, истончившаяся под ураганным лазерным огнем, приняв сокрушительный удар ракетного залпа, не вынесла попаданий: два снаряда пробили бронепокрытие, разорвавшись в рубке, но серв-машина лишь покачнулась, будто исполину влепили всего лишь пощечину…

На самом деле последствия попаданий оказались гораздо более тяжкими.

Саймон дышал хрипло, с надрывным присвистом, – осколок снаряда разворотил броню скафандра, пробил легкое пилота, и, пройдя навылет, застрял в спинке кресла.

В первые несколько секунд он не ощущал боли, да и не болевые ощущения вдруг стали главным в восприятии происходящего.

Он попытался вдохнуть, но не смог, затем его внезапно настиг приступ мучительного хрипящего, конвульсивного кашля. Проекционное забрало гермошлема покрылось мелкими брызгами крови, от лопающихся на губах пузырей, он не мог говорить, было трудно даже пошевелиться, казалось, тело изменило ему, – внезапно, но навсегда…

Я умираю… – Отрешенно подумал Саймон. Перед глазами плавали багряно-черные пятна, в ушах стоял звон, собственное дыхание, как и удары сердца из разряда машинальных, не воспринимаемых сознательно явлений превратились в главную деталь действительности.

Сознание покидало его.

Наступило не полное беспамятство, скорее отключилось восприятие внешнего мира, но мозг продолжать жить, мыслить, перед внутренним взором одна за другой вставали ирреальные картины окружающего: сквозь хмарь, захлестнувшую рассудок, он видел выдуманный им же самим образ веселой, чуть задиристой, рыжеволосой девушки, – так материализовывалась в грезах его ускользающая мечта о счастье…

Нет, она не бред погибающего рассудка.

Воплощение «Беатрис»

Она сидела в кресле пилот-ложемента, почему-то без скафандра или иной экипировки, в простом, но удивительно красивом платьице, ее босые ноги были поджаты, а тонкие бледные пальчики рук сновали по текстоглифам многочисленных голографических клавиатур и псевдосенсорных экранов.

Она продолжала бой, не дав серв-машине потерять равновесие: на экранах отчетливым зигзагом металлического блеска промелькнули отстреленные из-за критических повреждений сборки пусковых тубусов тактических ракет, вместо них на верхних оружейных пилонах тут же появились, выдвигаясь из открывшихся ниш, орудия пятидесятого калибра – последний, резервный тип вооружения, к которому еще оставались боеприпасы в артпогребах «Фалангера»

Впрочем, Саймону было не до стрельбы. Он хрипел, захлебываясь кровью, и думал – почему все не закончиться быстро?

Быстро – значить навсегда. Такого оборота событий не могла допустить подсистема боевого поддержания жизни.

Да, пилот смертельно ранен, но в бою, оказывается, не все зависит от воли человека, и есть скрытые до определенного момента критерии жизни и смерти.

Саймон испытал волну жаркого, липкого ужаса, когда ощутил, как что-то холодное, неживое проникло в грудь через рану, и зашевелилось в ней, стирая слабые эманации боли, и оставляя четкое неприязненное ощущение присутствия инородного тела, которое к тому же двигалось, ощупывало его изнутри, деловито покалывало, распространяя волны дурманящего тепла, постепенно переходящего в нездоровую лихорадочную бодрость.

Я не хочу… Не смогу больше… – Его по-прежнему душил надрывный кашель, кровь хоть и не пузырилась теперь при каждом вдохе, но экраны гермошлема уже успели покрыться бурой, подсыхающей отвратительными разводами пленкой, через которую смутно проступало изображение.