Серые кардиналы советской эпохи

НЭП стал спасением, но и проклятием одновременно. Вы вот, чистенькие и сытенькие, можете себе представить отчаяние честного трудового человека, сражавшегося за новую жизнь, а получившего издевательства жирных, с наглыми мордами, спекулянтов и перекупщиков, в открытую смеявшихся над ним и его боевыми ранами? Разве о таком будущем он мечтал?

Сколько жалоб мы получали, сколько требований… Но надо было терпеть, чтобы экономика хоть как-то оживилась. А вот потом!.. Вам кажется, что если бы мы не отменили НЭП, то страна стала бы богатой и счастливой. Ошибаетесь. Было бы то же самое, но на более низком культурном уровне, а власть действительно осталась бы у разбогатевших уголовных элементов, а кто бы стал работать и где?

Когда меня познакомили с Лениным, я был по-настоящему потрясен. Такого колоссального объема знаний, такой мгновенной и острой реакции я не встречал ни в одном человеке. Это был безусловный вождь! И мы все склоняли перед ним головы. Но потом стал проявлять свою сущность Троцкий. Тоже лидер, но как бы с другого бока. И пока мы окончательно не избавились от Троцкого, никому жизни не было. И нормальной работы тоже.

Вы вот меня изображаете тираном и диктатором. На деле же настоящим тираном был Троцкий — он вообще не терпел никаких возражений. Вы даже себе представить не можете, что такое совещание с Троцким во главе — он орал, перебивал, оскорблял и обзывал всех такими словами, что цивилизованным человеком назвать его было невозможно!

Пока был жив Ленин, я просто молчал. И не было у меня никаких хитрых замыслов, которые мне сейчас приписывают. Я просто работал, часто по 20 часов в сутки. Мне и в голову не приходило, что я когда-нибудь стану «вождем» — не было у меня таких планов, не было! Но когда твоя жизнь фактически висит на волоске и уже открыто говорят, что тебе конец, ты невольно начинаешь искать выходы из положения. Так и получилось со мной.

Вы уверены, что Троцкого убили по моему приказу. Это неправда — я приказывал любым способом привезти Троцкого в Москву, но живого! Мы планировали судить его за все преступления, а их было так много, что и расстрел для него слишком мягкое наказание. Но суд, обязательно открытый суд! А убийство — это лишняя грязь на моем имени, и она, похоже, не смоется уже никогда.

Как я уже говорил, Ленин долгое время был для меня Богом. Я не преувеличиваю! Все изменилось после покушения Каплан. До этого было несколько покушений, но они никогда не наносили Ленину вреда, и он уверился в своей неуязвимости. Каплан же действительно его ранила, и он видел ее глаза. То, что и в него могут стрелять и его могут убить, настолько потрясло Ленина, что он очень долго просто не мог прийти в себя.

После выздоровления он в моем присутствии с каким-то детским, обиженным выражением лица тоненьким голоском ныл: «В меня нельзя стрелять! Меня нельзя убивать! В меня нельзя стрелять…» — и так по нескольку раз. Думаю, что после этого он и стал сходить с ума. И тут я понял, что он слабак, не мужчина, а тряпка! И я перестал его уважать. Кстати, рана была менее серьезная, чем о ней писали врачи и газеты, — нам было необходимо возбудить в народе ненависть и страх за свое будущее, если вождя убьют враги.

«Красный террор» — это исключительно ленинское изобретение. Более того, это его месть за тот оглушительный ужас, который он получил и который он не смог скрыть. А мстительным Ленин был всегда — он не прощал даже мелкие обиды, помнил их и через много лет. Сейчас уже можно об этом говорить — времени прошло много, да и мы все давно ушли из мира живых.

Первую, но самую страшную обиду ему нанесла его мать. Она его не любила. Потом-то в разных воспоминаниях она выглядит просто святой матерью, отважно борющейся за своих детей. Но это не так. Первый ее сын, тот самый казненный Александр, был в их семье настоящим изгоем. Практически после рождения мать пыталась избавиться от него, сбросив с обрыва в реку. Сам Ленин был уверен, что Саша — сын известного террориста Каракозова, который некоторое время был близок с матерью.

Так это или нет, я не могу судить, но Ленин всегда говорил о брате с ненавистью. Хотя на людях восхвалял его подвиг и клялся за него отомстить. Думаю, он считал брата виновным в своих собственных неудачах и неприятностях — у брата казненного террориста хорошей карьеры быть не могло. Кстати, когда он предлагал создать специальные лагеря для тех, кто захочет вернуться из эмиграции, он особенно подчеркивал необходимость строгой проверки всех родственников, как возвращающихся, так и оставшихся в России.

Так же на его жизнь в самом худшем смысле этого слова повлияло знакомство с Крупской. Она влюбилась в него сразу и намертво, как влюбляется в свою жертву клещ. Эта серая, скучная, с выпученными жабьими глазами тетка (а молодой она не была никогда) всегда поражала нас своей непроходимой глупостью и настырностью — она сразу взяла Ильича «под свое крыло» и начала контролировать все его шаги.