– Как ее хоть зовут? – спросила Ларна у работорговца, оглянувшись на свое трясущееся приобретение.
– Сириин, – ответил тот. – Кстати, вы не будете против, ежели со второй я на прощание разыграю маленькую сценку? Хочу глянуть, как она среагирует.
– Да ради бога!
Говоря это, Ларна не знала, что это за сценка. А если бы знала, то никогда бы не согласилась на это. И много раз еще потом она корила себя за то, что не поинтересовалась этим. А Фатунг, тем временем, что-то приказал и через несколько минут в центре зала уже установили очень толстый, длиной в полтора человеческих роста кол из красного дерева. Около него поставили стремянку. Возле самого его кончика был насажен предохранитель, не позволяющей, видимо, телу сползти ниже. Ларна выматерилась про себя, увидев это. «Решил, значит, подонок, на прощание попугать девочку», – с ненавистью подумала она и пожалела бедняжку, которой предстоял такой ужас. Она представила себя на месте той, представила, как бы сама перепугалась в таком случае, и вздрогнула.
В этот момент зал вошел какой-то слуга, ведущий за собой на веревке обнаженную черноволосую девушку со связанными за спиной руками. Она была очень хороша собой, настолько хороша, что Ларне перехватило дух, и она тут же захотела ее. Ярко-зеленые глаза рабыни вызывающе и с презрением смотрели вперед, хотя, если присмотреться, видно было, что она едва сдерживает слезы. Прямой, с тонкими крыльями, нос морщился, но девушка держала себя в руках. Она шла нарочито медленно, не обращая внимания на рывки сдавливающей шею веревки, явно показывая свое презрение к хозяину и неприятие своего рабства. Тут к ней сзади подбежал хихикающий карлик гнусного вида и, раздвинув рабыне ягодицы, помазал между ними вымоченной в каком-то жире щеткой. Она отпрыгнула и попыталась лягнуть карлика, но тот, продолжая гнусно хихикать, увернулся и убежал.
– Бессовестная, все-таки, ты девка, – повернувшись к ней, глубокомысленно протянул слуга, тащивший ее, почесывая в паху. – Ей, дуре, добра хотят, жопу смазывают, шоб ей же легше было, а она воно – лягаться! Ну, нет совести совсем!
– Зачем?! – вскинулась рабыня. – Зачем там смазывать?!
– Ну, как, зачем? – сделал удивленное лицо слуга. – Шоб кол легше входил, вот зачем! Без жира-то оно дольше будет, а так скользнет туды и усе!
– Ко-о-о-о-л?! – в ужасе вскрикнула девушка.
– Угу, вона он, – кивнул тот и показал на торчащее посреди зала жуткое приспособление.
При виде ожидающего ее кола глаза рабыни сперва расширились, затем она крепко зажмурилась, и из-под век потоком хлынули слезы. Каждая жилка в ее теле затряслась и девушке так нестерпимо захотелось жить… Каждый глоток воздуха вдруг стал казаться приговоренной последним, желанным, как любовь. И ведь смерть ее не будет быстрой и легкой, это рабыня понимала прекрасно, она уже видела такие казни и помнила, сколько времени умирала на колу ее подруга. Да еще и на таком толстом… Ноги ее подгибались, и девушка едва удерживалась от того, чтобы не упасть. «Ну что? – горько спросила она саму себя. – Допрыгалась, сука? Допротестовалась? Надеялась, что они поймут, что так нельзя даже с рабами? Какая же я дура… А теперь – все. Каюк пришел…» Рабыня действительно протестовала против самых отвратительных вещей, надеясь, что господа все-таки поймут, что так делать нельзя. До сего момента она все еще верила в то, что может быть иначе, в то, что люди лучше и добрее, чем на самом деле. Верила в то, что чудеса иногда еще случаются… То, что проситься и молить о пощаде бессмысленно, рабыня уже понимала, понимала, что этим только доставит своим палачам дополнительное удовольствие. Но все равно, она едва сдерживала себя, чтобы не рухнуть на колени и не начать просить пожалеть ее. Нет, этого палачи от нее не дождутся! Она умрет достойно, не унижаясь перед ними, не скуля, как подзаборная собачонка! Девушка сглотнула комок в горле, открыла глаза, вытерла слезы о плечо и плюнула в сторону работорговца. С явно видимым презрением плюнула. А затем сама направилась в сторону кола с решимостью отчаяния в глазах.
– О-о-г-о-о… – восторженно протянула Ларна, мужество и отчаянное чувство собственного достоинства несчастной рабыни привели ее в восторг. Она спрашивала саму себя: а смогла бы она вот так гордо пойти навстречу страшной смерти? И не знала что ответить…
– Какая девчонка… – с не меньшим восторгом протянула Нарин, сияющими глазами смотря на то, как рабыня, оттолкнув слуг, сама влезла на стремянку и стала на верхней площадке.