Серые тени в ночной тьме

Ребята сообщили, что они особо ничего не видели. В интересующее милиционеров время на улице Льва Толстого где-то невдалеке останавливалась машина, хлопали дверцы, затем мимо проезда, ведущего с улицы к ним во двор, быстро проехал джип темного цвета – точно Семен разглядеть не успел. Девочки же сидели на детской качалке спиной к проезду и смогли подтвердить лишь то, что слышали. А слышали они то же, что и Семен – звук двигающейся неспешно где-то рядом по улице автомобиля, затем мотор затих, слышен был звук захлопывающихся дверок, а затем – рев мотора, который девочки слышали за своими спинами – и всё!

Эта информация могла бы и не приниматься во внимание, если бы позже, уже во время поквартирного обхода группа Терёшина не нашла еще одного свидетеля. Именно его показания увязали в единое целое рассказанное школьниками – и исчезновение четы стариков именно на джипе черного цвета.

Житель соседнего дома, Кормилицын Борис, заканчивал работу в кафе, расположенном невдалеке от места происшествия, как раз в 23 часа.

Так как закрывал помещение на ночь не Борис, а старший менеджер кафе, уже пять минут двенадцатого ночи Борис бодро шел по Ленинскому проспекту домой. На улицу Льва Толстого он вывернул минут пятнадцать двенадцатого и ясно видел большой черный джип (марку он разглядеть не успел) с открытыми дверцами, в который садились хорошо ему знакомые Станислав Владимирович и Альбина Афанасьевна.

– Я и запомнил-то потому, что это были именно Дедюхины – я еще подумал, куда это они собрались ехать, ведь им до собственного дома – рукой подать! А потом тут же о своем задумался и все остальное как-то ушло…

– А вы не могли ошибиться? – допытывался майор Терёшин. – Ведь ночь, да и видели вы людей, уже садившихся в машину…

– Да вы что! – удивленно ответил Кормилицын. – Я же их прекрасно знаю, сколько раз мы встречались в это время на Ленинском! Они с прогулки возвращались, а я, бывало, с работы – только выйду из кафе, и они идут… Так вместе домой и шли!

– Ну, а цвет машины… Вы уверены, что джип был именно черного цвета? А не, скажем, темно-синего или вишневого?

– Нет-нет, когда машина тронулась – она как раз под уличным фонарем проехала. И ясно было видно – черный джип был, именно черный!

– Ну, а куда дальше поехала машина? Вы ведь следом шли по улице?

– Да не видел я! – досадливо ответил парень. – На работе проблемы, я же говорю – уголком сознания отметил, что в машину садятся старики Дедюхины, удивился – куда это они собрались и все – на свое переключился. А джип этот поехал дальше в сторону Комсомольского проспекта.

Положительным в результатах работы группы Терёшина было лишь одно – с уверенностью можно было сказать, что исчезновение Дедюхиных и семьи Захлюстаевых – одних и тех же рук дело. В качестве предположения можно было отнести сюда же и исчезновение трех студентов, с которого, в таком случае, все и началось. То есть – первое место преступления тогда – дом №1 по 3-му Речному тупику.

х-х-х-х-х-х-х-х-х

Тем временем в доме №1 произошли значительные изменения.

Сергей начал обихаживать свое новое жилище – он поменял мебель, заменил люстры и самое главное – ввернул в них многоваттные лампочки. Теперь вечерами в комнатах дома горел яркий свет.

Сергей смог позволить все это потому, что кроме дома унаследовал деньги бабушки, которые лежали на сохранении в сбербанке. Разбирая старые бумаги, документы и фотографии Сергей нашел сберегательную книжку, аккуратно завернутую в платок.

Сумма вклада была внушительной. А когда Серега пошел в сбербанк, взяв на всякий случай с собой паспорт, свидетельство о смерти Остроуховой Ксении Захаровны, 1930 года рождения, то выяснилось, что никаких документов, кроме его паспорта не нужно – вклад был завещан ему сразу же после того, как бабушка открыла его – Остроухова тогда же написала завещательное распоряжение.

Так что Сергей значительно осовременил обстановку дома, после чего пошел в милицию за разрешением снести старый сарай. На его месте можно было посадить, например, несколько яблонь.

Но такового разрешения не получил, и сарай так и остался стоять с заколоченными дверями.

Серега к нему приближаться избегал. Зато полюбил спускаться с высокого откоса на берег Оби и здесь, под одинокой молодой березкой, которая как раз начала выпускать молодые листочки, ставил табурет, который приносил с собой и долго сидел под деревом, уставившись на медленно текущую речную воду.

Листочки шелестели, шуршала вода о прибрежный песок, иногда с ревом проносились по фарватеру моторные лодки и катера. Все это позволяло Сереге отвлечься от мыслей об Оле, Оленьке… И о ребятах: о Вано с его черными усиками и кавказским акцентом, Женьке Кульке с вечно широко раскрытыми от любопытства глазами…

А потом Серега вскакивал и с табуретом с руках буквально взбегал вверх по склону откоса. И, забежав в дом, начинал лихорадочно перебирать и просматривать очередную груду старых бумаг, тетрадей, толстых конторских книг и альбомов…