Серые волки

Но не все гости этого дома приезжали сюда по своей воле, и именно для них Уксус оборудовал в своей загородной резиденции отдельный въезд. Еще одни автоматические ворота выходили в узкий боковой проулок. От них, вгрызаясь в склон пригорка и углубляясь по мере того, как повышалась местность, к дому протянулась широкая бетонированная траншея. На последнем десятке метров она превращалась в низкий тоннель с бетонным перекрытием, поверх которого невинно зеленел аккуратно подстриженный газон. В хорошую погоду сюда часто выносили садовую мебель; мадам Винникова любила распивать здесь чаи, любуясь видом на реку, а сам Владимир Николаевич на отдыхе редко опускался до чая, предпочитая коньяк или, на самый худой конец, кофе с коньяком.

По траншее, неизменно поражавшей воображение генерала Макарова своим разительным сходством с противотанковым рвом, мог с легкостью пройти грузовик. Таким образом, все доставляемые в дом грузы, будь то дрова для камина или новая мебель, привозились и выгружались незаметно, попадая прямиком в просторный подвал прокурорской дачи. Так же незаметно, без шума и пыли, сюда попадали особые гости Владимира Николаевича, для которых в дальнем углу подвала была по всем правилам искусства оборудована самая настоящая тюремная камера с откидными нарами, парашей, дверным глазком и всем прочим, чему полагается быть в таких местах.

Впервые ознакомившись с этой не предназначенной для посторонних взглядов достопримечательностью, Беглов по секрету шепнул Макарову, что у Уксуса явно не все в порядке с черепушкой – вернее сказать, с ее содержимым. Его превосходительство с ним согласился – как, впрочем, и в большинстве случаев, поскольку с вырабатыванием собственного мнения у него было туго всегда, с самого детства. Да и какое еще мнение может быть о человеке, который, имея в своем распоряжении все тюрьмы и следственные изоляторы огромной страны, не поленился устроить у себя в подвале персональную кичу?

Но, что ни говори, эта самая кича частенько оказывалась очень полезной. В разное время здесь гостили разные люди, в числе которых попадались и такие, имена и лица которых были известны всей России. В лучших традициях тридцать седьмого года их привозили сюда по ночам, в наручниках и с завязанными глазами, надлежащим образом обрабатывали, а затем, после обработки, в зависимости от полученных результатов и интересов дела, тем же порядком увозили прочь и либо отпускали пастись на воле и сушить штанишки, либо пускали в расход.

Это была стандартная, привычная процедура, необходимость которой всякий раз диктовалась интересами стаи. Уксус, хотя и был трусоват, обычно с удовольствием принимал в ней участие, потому что обожал топтать людей, шантажом и побоями выдирая у них из зубов свой кусок мяса. Тем более странным и подозрительным казался Илье Григорьевичу Беглову его скоропостижный отъезд в какую-то явно высосанную из пальца командировку. Вася-Кот по скудости ума сохранял олимпийское спокойствие: он считал, что Уксус струсил, и был этим весьма доволен. Полностью разделяя его мнение по поводу причин отъезда Владимира Николаевича, генеральского спокойствия Беглов разделить не мог при всем своем желании. Да, Винников струсил, это очевидно. Но люди его калибра, во-первых, не трусят без весомых причин, а во-вторых, струсив, делают все возможное, чтобы как можно скорее устранить причину своего испуга. И если пускаются наутек, то либо потому, что уже ничего не могут сделать, либо затем, чтобы обеспечить себе какое-никакое алиби: «Да не было меня в городе, откуда ж мне знать, кто это все тут без меня натворил!»

Поскольку никакой катастрофы на ближайших горизонтах пока не наблюдалось, верным, скорее всего, было второе предположение: прокурорский хлыщ затеял какую-то свою игру и на время событий предпочел смотаться подальше от их эпицентра.

Все это Илье Григорьевичу активно не нравилось, и именно поэтому он предпринял эту поездку, в которой при прочих равных условиях не видел бы никакой необходимости. А на случай совсем уже гнилой подлянки, которую мог-таки устроить Уксус, у него имелись депутатская неприкосновенность – раз и невинные глаза («А в чем, собственно, дело, мы приехали навестить старого друга») – два. Ну, и для ровного счета – обычный набор сановных громов и молний: «Да что вы себе позволяете, майор?! Вы хотя бы отдаленно представляете, с кем разговариваете? Живо уберите руки и извинитесь, пока не пришлось обращаться к проктологу, чтобы помог достать погоны оттуда, куда я их сейчас засуну!»

Следуя указаниям хозяина, бритоголовый помощник депутата свернул в ведущий к реке боковой проулок, в конце которого темнела по-летнему плотная зелень прибрежного ивняка, и остановил машину перед глухой, выкрашенной суриком железной пластиной ворот. Он не стал сигналить, воспользовавшись вместо клаксона портативной рацией. Послышался щелчок замкнувшихся контактов, характерное жужжание электромотора, и ворота, погромыхивая, поехали в сторону по стальной направляющей.