Серые волки

И он уехал. Почти месяц о нем ничего не было слышно, а потом он вызвал к себе мать, из чего следовало, что все кончилось более или менее благополучно. И все действительно кончилось хорошо. Насколько понял Мажор, отца вызвали в Москву в первую очередь затем, чтобы задать несколько вопросов по поводу каких-то денег, исчезнувших с заграничных счетов Внешторга незадолго до августовского путча и прихода к власти в России Бориса Ельцина. Папахен, не будь он дипломат, выдержал трудный экзамен с честью и даже получил повышение, заняв какой-то пост в новом российском правительстве. «Экий вы, батенька, прохвост, – непочтительно, но с восхищением и завистью подумал тогда о родителе Мажор. – Вот это класс, куда уж тут Монаху с его Серыми Волками»…

Примерно тогда же, перед самым отъездом отца в Москву, Би-би-си поведала Мажору очередную кровавую историю, произошедшую – видимо, для разнообразия – не в Москве и не в Питере, а в деревенской глуши где-то под Рязанью. Там, под Рязанью, располагался Свято-Воздвиженский мужской монастырь. В художественные описания одна из крупнейших радиостанций мира, естественно, не вдавалась, ограничившись кратким упоминанием названия, но Мажор очень живо представил себе это место: разрушавшийся на протяжении восьми десятков лет комплекс монастырских построек, от силы десяток изнуренных молитвами, скудной пищей и непосильным трудом тощих бородатых мужиков в грязноватых и выцветших монашеских одеяниях, сочащиеся сыростью, побитые черной плесенью, метровой толщины кирпичные стены, тусклое мерцание едва не задуваемых неистребимыми ледяными сквозняками свечей и на километры вокруг – грязь, глушь, бурьян, запустение… Словом, немытая Россия во всей своей красе.

Вот на этом мрачном фоне и разыгралась кровавая трагедия. Прозвучавшее по радио сообщение, как и все подобные сообщения, отличалось телеграфной краткостью стиля и касалось исключительно фактической стороны дела. Факты же были таковы: однажды, собравшись к заутрене, монахи обнаружили, что обычно запиравшиеся на ночь двери монастырского храма распахнуты настежь. На полу в алтаре плавал в луже собственной крови труп отца-настоятеля преподобного иеромонаха Феофила со зверски раскроенным черепом. Орудие убийства – один из топоров, которыми братья кололи дрова на хозяйственном дворе, – валялся тут же, в трех шагах от тела. Храм оказался обобранным дочиста. Те, кто совершил это кощунственное, зверское злодеяние, унесли с собой богатую добычу: монастырь, о котором шла речь, был одним из немногих, чьи богатства не были разграблены и пущены по ветру большевиками. Стараниями тогдашней братии все монастырское золото и святыни, в числе коих называлась и чудотворная икона святого Николая-угодника, некогда служившая объектом паломничества из самых дальних уголков России, были надежно спрятаны. Из тайника их извлекли совсем недавно, когда монастырь вернули православной церкви, и вот теперь эти бережно, с риском для жизни сохранявшиеся на протяжении почти целого века святыни стали добычей убийц и грабителей.

Святая православная церковь предала преступников анафеме; московский патриарх назвал это злодеяние едва ли не самым чудовищным со времен установления советской власти и заявил, что о стоимости похищенных реликвий говорить не приходится, ибо они бесценны как в материальном, так и в первую очередь в духовном смысле. Независимые эксперты, в руки которых попал примерный список украденного, также затруднились дать точную оценку, однако сошлись во мнении, что с учетом художественной, исторической и культурной ценности перечисленных в списке предметов речь идет о сумме, исчисляющейся несколькими миллионами – понятно, что не рублей.

Помнится, прослушав это сообщение, Мажор лишь горестно вздохнул и пожал плечами: ну а чего вы хотели? Быдлу только дай волю, оно вам еще и не такого наворотит. Оно, быдло, составляет подавляющее большинство населения любой страны, только в одних странах им научились управлять, а в других – нет. Например, тут, в Европе, быдло научили уважать закон, накормили его от пуза, дали ему тряпки и развлечения на любой вкус, оно и довольно – в охотку тянет лямку и не вякает. А если чем-то вдруг недовольно, если и вякает по какому-нибудь пустяковому поводу, то тихонько, вполголоса, с соблюдением предписанных законом правил и установлений. Потому как здесь, в отличие от матушки-России, закон – не дышло, которое можно вертеть, куда заблагорассудится, и ему до каждого есть дело. Только рыпнись, а он уже тут как тут – вежливо берет под козырек и предлагает пройти в участок…