Серые волки

Тогда все это могло кончиться очень скверно, и не только для Липского. Поименные списки сотрудников Генерального штаба, генеральной прокуратуры и депутатов обеих думских палат, собственноручно добытые Мартой, красноречиво и недвусмысленно свидетельствовали о калибре людей, на которых замахнулся этот сумасшедший, ее бывший супруг. Его слова о том, что эти списки будто бы нужны ему для рядового журналистского расследования, не имеющего отношения к убийству Валерия Французова и Елизаветы Соколкиной, были просто неуклюжей ложью. Врать Липский толком никогда не умел и давно оставил попытки обмануть Марту хотя бы в мелочах, не говоря уже о чем-то серьезном. Он бы и сейчас не стал пытаться, если бы во время того разговора не был так основательно навеселе. Словом, он солгал, и Марта была твердо уверена, что срочно понадобившиеся ему списки имеют-таки самое прямое отношение к двойному убийству в клинике. И если Липский знает (или хотя бы думает, что знает), что и зачем делает, ради чего рискует, то Витольд, оберегая Марту от грозящих ей загадочных неприятностей, может по неведению затронуть интересы кого-то, чье имя значится в пресловутых списках, и нажить неприятности для себя – не просто большие, а огромные.

Выходя из кухни с дымящейся чашкой в руке (потому что, как и Липский, любила пить кофе во время работы, но, в отличие от него, не имела привычки держать кофеварку на письменном столе), Марта прокручивала в уме способы остановить Андрея, заставить прекратить эту самоубийственную охоту на сановных саблезубых тигров. Переубедить? Уговорить? Обмануть? Принудить? А может быть, просто засадить на некоторое время в психушку? Пусть бы поразмыслил на досуге, поостыл, одумался… Ведь убьют же дурака!

Идя через просторную прихожую, она уже всерьез обдумывала этот вариант, представлявшийся ей самым удачным из всех, что приходили в голову до сих пор. Отчаянное положение требует отчаянных мер, разве нет? Конечно, продолжай он пить по-черному, все было бы намного проще, но связи и деньги в наше время делают настоящие чудеса. А если подключить к этому делу еще и Витольда, Липский и ахнуть не успеет, как очутится в уютной одноместной палате с обитыми мягким звукоизолирующим материалом стенами…

Конечно, это будет в высшей степени противозаконное насилие над личностью, которого Андрей, вполне возможно, никогда ей не простит. Но, в конце концов, это для его же блага! Пусть дуется сколько душе угодно, зато не придется организовывать его похороны…

Неожиданно прозвучавший звонок в дверь заставил ее вздрогнуть и изумленно приподнять брови: «Эт-т-то что еще такое?» По давно сложившейся, устоявшейся традиции звонку в дверь в этой квартире всегда предшествовал звонок по телефону, и первый следовал за вторым далеко не всегда, а лишь в тех случаях, когда Марта давала разрешение нанести ей личный визит на дому. Видимо, в данный момент имел место быть один из тех крайне редких случаев, когда в квартиру заглядывали облеченные какими-никакими официальными полномочиями посторонние лица: сотрудники управляющей компании, сантехники, электрики, контролеры… Или, скажем, участковый, который, зайдя как-то раз познакомиться с новой жиличкой, зачастил было с визитами, явно имея в виду более близкое знакомство, и был отшит в фирменной манере Марты Свирской: безупречно вежливо, предельно коротко и абсолютно недвусмысленно.

Звонок в дверь повторился и был куда более продолжительным и настойчивым, чем в первый раз. Марта вдруг преисполнилась крайне неприятной уверенности, что Липский наконец допрыгался и что за дверью стоит либо сотрудник уголовного розыска, явившийся сообщить, что Андрей найден мертвым, и выяснить, что ей известно о причинах убийства, либо киллер, посланный убрать ее на тот случай, если бывший супруг поделился с ней какой-то важной информацией.

В дверь продолжали трезвонить, да так упорно, прямо-таки истерично, словно где-то рядом случился пожар. Осторожно, чтобы не расплескать, поставив чашку на полочку под зеркалом, Марта на цыпочках подкралась к двери и посмотрела в глазок.

У нее разом отлегло от сердца. За дверью стоял не убийца и не полицейский, а сосед с первого этажа, седой, артистически заросший и при этом благообразный, как сосланный с неба на землю за какую-то провинность и основательно состарившийся ангел, Наум Яковлевич Шуткес – потомственный театральный художник, добрейший человек, образец изысканной вежливости и большой умница.

Несоответствие между всем, что Марта знала о Науме Яковлевиче, и непрекращающимся яростным трезвоном было таким разительным, что она не бросилась открывать, а осторожно спросила:

– Кто там?

Трезвон прекратился.