То, что было сейчас мной, оторвалось от земли и, поднявшись вверх, понеслось в сторону пещерного города. Скальные обломки мелькали внизу с огромной скоростью, несколько секунд — и я оказался на очень большой высоте. Внизу, подо мной, как на ладони лежала одинокая скала — Улей. Только сейчас, находясь на высоте птичьего полета, можно было рассмотреть скальный массив во всех подробностях. А посмотреть было на что! С земли Улей выглядел как высокая скала, одиноко торчащая среди поля скальных обломков. Но сверху было видно, что скальный массив намного больше, чем это видится с того места, где я впервые увидел Улей. Один склон скалы, тот, что смотрел на поле, засеянное скальными обломками, был практически отвесным и неприступным. Именно в этой отвесной скале и были вырублены окна в форме пчелиных сот. Противоположный склон был пологим и выполнен в форме широких террас. Террасы гигантскими ступенями спускались вниз к подножию скалы. Видимо, первые хозяева Улья использовали террасы для сельскохозяйственной деятельности — гигантские скальные чаши были заполнены землей, и кое-где угадывались остатки посаженных ровными рядами растений. На этих террасах сейчас паслись ездовые животные терронов — чханы. А в самом низу, у подножия скалы, вилась и петляла среди камней стремительная горная речка. Центральная скала с окнами в форме сот была окружена более мелкими скалами-башнями, все это было соединено в общий ансамбль каменными лестницами, мостиками и переходами. Помимо всего прочего, оказалось, что между скалой и полем скальных обломков имеется стена — крепкое, основательное сооружение высотой шесть метров и толщиной больше двух метров. Стена окружала Улей по периметру и была в довольно хорошем состоянии, целая и неразрушенная. Только напротив проходов через поле скальных обломков были широкие провалы в стене, намека на ворота я не заметил. Как перегораживать проход в случае нападения, тоже не совсем понятно.
В глазах резко потемнело, и я очнулся, судорожно хватая ртом воздух. Сердце колотилось в груди, как рыба, выброшенная на берег. Несмотря на холодный воздух и то, что я был без верхней одежды, все мое тело горело жаром, а по лицу стекали крупные капли пота. Вот так прогулка в бестелесном состоянии, чувствовал себя так, как будто разгрузил в одиночку двенадцатиметровую фуру.
— Серый, ты как? Что случилось? Выглядишь хреново — в гроб и то краше кладут, — зачастил вопросами Жук.
— Все нормально. Дай руку, помоги встать. — Поднявшись на ноги, я с трудом смог надеть на себя бушлат и шапку, руки затекли и не хотели слушаться.
С трудом передвигая замерзшие ноги, мы с Жуком пошли в сторону отдыхающих солдат. Нас встречали молча, среди бывших каторжан было очень мало тех, кто служил в рядах советской армии. Народ в своей основной массе был тяжелый, гниловатый по натуре был контингент. Очень многие из них попали на каторгу за дело. Были среди них и убийцы, и насильники, и просто опустившиеся на дно жизни элементы, которых продали на каторгу за долги. Им идти на штурм ой как не хотелось. Но что делать, если от этого зависела их жизнь? Ночи в горах очень холодные, запасов пищи у нас нет, броситься в бега не получится. Чтобы выжить, надо захватить Улей. Чтобы захватить Улей, надо убить всех находящихся там терронов, без этого никак. Вот такая арифметика жизни!
Морозов добился некоторых успехов в плане дисциплины отряда: он смог построить их в две шеренги, результат, конечно, не ахти какой, но хоть что-то. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок!
— Танкист, на, получай оружие, — обрадовал я пулеметчика, протягивая ему свой автомат. — Храни его, как девственность младшей сестры!
— А зачем мне еще и автомат, мне и пулемета хватит? — удивленно спросил Круглов.