Серый (СИ)

Пришёл в себя я уже на полу. Сидел на бёдрах альфы, балдея от того, что в заднице распух огромный елдык. Мой собственный член уже разрядился, но всё ещё бодро держал голову. Дитер, недолго думая, дотянулся рукой и стал расслабленно надрачивать. Я прикрыл глаза и откинулся назад, на чужое плечо, кайфуя от того, что помещаюсь целиком на его теле. Мне было не просто удобно. «Кресло» имело невъебенные функции.

Дитер долго меня дразнил, пока не спал узел. Но член его не упал. Похоже я, в виде развлекательного зрелища, поддержал бойца в тонусе. Хуй всё ещё торчал в моей заднице, и, видимо, решив не терять преимущество территории, Дитер заставил меня объездить лошадку. Когда подкатил момент, он резко натянул мою задницу, помогая руками, и пустил следующий разряд по телу. От второго узла жопа была в ужасе. Было а-ху-и-тель-но.

Просто дышал и ждал, когда пройдёт время и я буду на что-нибудь способен. Мысли вяло ворочались в голове, не успевая толком завязаться, как тут же таяли.

— Что было за обедом? — прозвучал вопрос, который я бы предпочёл не слышать.

Немного задело то, что кто-то способен рассуждать о делах, не вытаскивая член из чужой задницы.

Что ж, я был готов к тому, что Дитер может завести об этом речь. Правда, момент мне бы и во сне не приснился.

— Извини. Сам не знаю, что нашло. Больше не повторится.

Вот и всё, что я хотел сказать. Я не юлил и не ёрничал, не возмущался, не ерепенился и не канючил. Я действительно не намеревался устраивать выверт — само сложилось. И уж тем более, не собирался доставать Дитера своими заботами. Все свои проблемы я решал сам, или терпел, наказывая себя тем, что бестолковый и не справился с обстоятельствами.

— И давно ты жрёшь такое дерьмо?

Стало обидно. Но это была чистая правда.

— С течки, понятно.

Больше Дитер ничего не сказал. Узел спал, он застегнул ширинку и свалил.

Я был доволен, что дальше мы эту херь разгребать не стали. Я редко допускал промахи, и теперь даже самый незначительный приводил меня в раздрай.

* * *

Зато я стал нормально жрать. От пуза. Решил приходить и на завтрак. Омеги смотрели на меня волками, но не лезли, боялись, должно быть, что нажалуюсь. Похоже, они действительно верили, что я могу помыкать Дитером по собственному усмотрению. Вот идиоты.

Стараясь выслужиться перед Дитером, Уилл вкалывал в два раза больше. Жратвы на столе было горой и казалась она вкуснее. Даже булки с пирогами пеклись почти каждый день — ясно, что испугался, когда хвост прищемили.

Все обжирались. Я больше всех, считая себя ущемлённой стороной. Стал расти живот. Через три месяца после течки стало понятно, что не от обжорства, хотя одно с другим явно было связано. Я даже припомнил ту дикую рыбу. Стошнило меня из-за мерзости или потому что залетел? Не-е, всё-таки рыба.

Да и если бы не залетел в течку — именно это со мной и произошло, с Дитером и его ежедневными явками это всё равно бы случилось. Так что было даже вроде легче. Как будто бы совесть была почище… да нет, конечно. Кого я пытаюсь развести? Себя? Такого добра у меня давно не осталось.

Пусть меня и трахали в основном сзади, не заметить изменившиеся формы было сложно. Живот к концу третьего месяца был не такой уж и большой, зато я мелкий и тощий. Сам я напоминал себе ужа, проглотившего мяч.

Когда я догнал, что в залёте, купил спальный мешок потолще и пару шмоток. Вот и все изменения в жизни. Я продолжал пахать, как и раньше. Внимание на любопытных вокруг не обращал — конечно, всем было интересно, чем дело закончится. Мне самому бы хотелось знать наверняка. Но Дитер молчал, а я и не собирался выпытывать, продолжая брать то, что давали и держать руку на пульсе.

* * *

— Ну давай поиграем, Рейн, — ныл прилипала Тирм в один из вечеров, когда выпала моя смена у камер в общей комнате.

Позже альфа согласился на моё щедрое предложение — ещё бы (!), и действительно не доставал некоторое время, теша своё самолюбие тем, что раскатывал игроманов-любителей под орех. Но когда все соперники были повержены, ему стало неинтересно. И тут он, естественно, вспомнил обо мне.

Напоминание, что он клялся не лезть, не возымело эффекта. Тирм был упрямым ослом, таким и остался. Мудак доставал и грузил, отделаться от него было нереально. Не мог же я серьёзно разбираться с таким вот недоразумением своими методами. Это было просто смешно! (Из тех же соображений я не трогал пакостивших омег.) Мы сторговались на три игры в смену.

Как только опустела комната, Тирм очутился тут как тут. Я, поворчав для порядка, переместился на диван. Поясницу стало ломить совсем недавно, так что я подкладывал под спину старый свитер.

Игра началась, и мы замолчали, вынося личное в двухмерный мир. По чесноку, приятно было мочалить кого-то вот так, без последствий. Тирму я бы не в жизь об этом не сказал, иначе бы он совсем залез мне на шею.

Третья игра подходила к концу, когда в общей комнате возник омега.

— Вечер добрый, шпана, — весело заявил Эб, оказываясь перед визором.

— О, давненько тебя не видно было, — разглядел гостя Тирм, приморгавшись. — Как делишки?