— Надо же быть таким дебилом, — нарочито покачал он головой, имея в виду меня, но смотрел на тот столик, за которым сидел Дитер.
— Ага, — я был с ним полностью согласен.
Иво прикончил пиво, с шумом опустил пустую бутылку и поднялся.
Он подошёл к Дитеру, остановился напротив, дожидаясь пока все заткнутся. Стихло и вокруг, другие заметили манёвр омеги и притихли в предвкушении. Иво уже успел о себе заявить.
— Я пошёл спать. Так что не буди, как придёшь, — он отчитался перед братом, будто маленький, забавным голоском. — И не тащи заразу в дом, — ткнул он в сторону Эба и брезгливо поморщился.
Дитер едва успел перехватить Эба за руку, чтобы тот не вмазал Иво. А омега, плюя на то, что происходит за спиной, уже спокойно отчаливал в сторону подъезда.
Часть 23
Я родил спустя два дня. Сразу почувствовал, что началось. Вышел из комнаты с рюкзаком — там было то, что могло понадобиться — комп, пара шмоток да простынок. Постучал в дверь Дитера. На шум выглянул Иво. Со словами: «только на пороге не роди» пошёл за Уиллом.
Дитера не оказалось дома. Я бросил рюкзак к стене и сел сверху, пытаясь ровно дышать и повторяя про себя то, что случится дальше. Я подготовился: прочитал статьи на тему. Меня не ждало ничего приятного, но нравилось мне или нет, нужно было просто пережить этот «счастливый момент».
И я его пережил. Как ни удивительно, разродившись омегой трёх килограмм веса и получив посапывавший и куксившийся сверток в руки, я вдруг почувствовал себя невероятно нужным. И не потому, что я так решил, как было с Иво и Дитером. Этим двоим я был необходим следуя логике и простому расчёту. Я любил их и потому сделал, как нужно, даже понимая, что ни одного, ни другого моя помощь не обрадует. Но сейчас я действительно чувствовал, что необходим. Мне бы об этом сказали, если бы могли.
Был ли я прав или просто придумывал, кто знает. Но я мог бы поспорить на собственную жизнь, что всё именно так. Я вспоминал папу и плакал, только теперь вдруг осознав, как же сильно он меня любил. Как же больно мне было, и всё-таки я был счастлив, что узнал об этом, пусть и с таким опозданием.
Я подумал, что если Дитер любил Иво так же — или хотя бы отчасти, то хорошо, что я вообще остался жив, когда рассказал ему о том, что стало с братом — с его единственной семьёй. Пусть и с благими целями, я причинил ему боль, ведь это он должен был его защищать.
Иво нуждался в нём, и Дитер не мог об этом не думать.
Самому мне теперь казалось, что я бы убил, если бы кто-то посмел влезть между мной и другим мной, потому что никак иначе этот уже отдельный кусочек плоти я не ощущал. Омега был частью меня и частью того, кого я любил. Частью человека, который давно пустил корни, продырявившие меня насквозь и навсегда застрявшие в мясе.
Наверное, я бы не приукрасил, если бы сказал, что давно не знал, сколько места во мне занимаю я сам и сколько занимает Дитер. И пусть в тот момент его не было рядом, я всё равно ощущал его в себе и в крошке, прикорнувшей на моей груди.
Дитер явился на следующий день. Злой, как чёрт. Мне показалось, он хотел что-то сказать — его лицо покраснело от напряжения, но он сдержался. Я не торопил и ничего не спрашивал, видя его состояние. Когда он заговорил, то попросил принести ребёнка. Я позвал медбрата.
Он принимал на руки малыша так, словно тот был хрустальный, а затем с таким же трепетом, осторожно, подошёл к креслу и сел. Его глаза были сосредоточены на том, кого он видел впервые в жизни и, кажется, собирался запомнить до последней морщинки и чёрточки до конца своих дней. С той же жадностью и восхищением глядел в этот миг я, зная заранее, что тоже никогда не забуду эту простую картину.
На миг мне даже показалось, что я абсолютно счастлив.
— Как ты его назовёшь?
— Не знаю.
Я действительно не думал об этом. Я вообще старался не думать о ребёнке, как о живом существе, понимая, насколько это опасно. В пределах собственной черепной коробки я разрешал только определённые мысли: я залетел в соответствии с планом, затем у меня был живот, с которым я никогда не разговаривал, как делали некоторые беременные омеги, и даже старался не касаться без причины. Я даже не разрешал себе слово «беременный», считая его неоправданно праздным. Словно этот статус позволял забить на всё разом и разрешить событиям происходить без моего ведома. В моём понимании это было полнейшим попустительством. Это могло попросту отвлечь меня от моих целей и пустить поезд моей жизни под откос.
Недопустимо.
Наблюдая за тем, как Дитер воркует над ребёнком, я понимал, что был совершенно прав.
— Давай назовём его Кайли?
Дитер с неохотой оторвал от малыша взгляд, чтобы проверить, почему я молчу.