Сержант без промаха

Здорово, когда свои! Какой солдат при виде красных звезд на броне танков, поблескивающих их гусениц, красного флага, развевающегося над головным танком не будет радоваться! Это означает, что где-то близко разыгрался бой и колонна фашистских танков, которая так грозно прошла утром, разбита. Федора обуяло такое чувство, будто сам сидел в одном из этих танков. Взрываются снаряды-одиночки, изредка просвистит шальная пуля, но на это солдат не обращает внимания. Ему кажется, что он сидит за броней и ему ничего не опасно. Вон идет его надежная защита!

Вдобавок пронеслись чуть выше деревьев наши истребители — «лавочкины».

— Федя… Федя… — Кто-то дергает за рукав. Обернулся — Ганьшин. Лицо бледное, будто покрытое мелом, курчавые пряди волос, торчащие из-под шапки-ушанки, мелко-мелко трясутся.

— Слышишь? Парней снарядом убило…

Как же так? Должен же был он, командир, предупредить их… От радости, наверняка, встали да размахивали руками… Солоухин лежал неподвижно, а Ибрагимов еще мучается, еле слышно зовет: "Эне, эне…"

Охлопкову хотелось кричать, ругать кого-то, но около него никого не оказалось. Скоро Ганьшин привел санитара. Они и понесли Ибрагимова, положив на носилки.

Когда вернулся Ганьшин, Охлопков уже заканчивал углублять окоп, чтобы зарыть туда Солоухина. Он даже не обернулся. Когда стали хоронить, появился политрук роты и распорядился сюда же принести еще несколько трупов.

После ружейного залпа прощания тот же политрук отдал вырезки из газет, взятые из карманов ребят. Охлопков и Ганьшин поставили крест, по списку политрука химическим карандашом вывели фамилии похороненных. Никто из них не молвил ни слова. Что говорить? Погибли ребята так неожиданно…

Вырезки газет Охлопков вытащил из кармана на следующий день, вернувшись с партийного собрания. Сидя под навесом, пристроенном к забору сгоревшего дома, стал перебирать. Вот и шарж, который вышел еще месяц назад. На первом плане он охотник: вокруг пояса висят добытые им белки. На втором — снайпер: на правой руке несет каски, сложенные друг на друга. Под рисунками написано: "До войны охотник Охлопков добывал сотни белок. В 1943 году знатный снайпер истребил более 200 фашистов" 26.

Первый раз увидев этот шарж, Федор не пришел в восторг. Он скорее воспринял как нечто несерьезное, похожее на издевательство. Ведь в сентябре немцы сбрасывали же листовки, где были и карикатуры. На одном из них был изображен и он: глаза выпуклые как фары и были куда больше окуляра оптического прибора винтовки. А внизу угроза: "Охлопков, сдавайся! Тебя возьмем живьем или убьем!"

Конечно, разница между дружеским шаржем и фашистской листовкой ему была понятна. Но когда объяснили, что шарж посвящается только самым лучшим воинам фронта, он все равно махнул рукой.

Сейчас, держа в руках вырезку с шаржем, задумался. Если бы погиб он, а Солоухин остался жив? Тогда что? Тогда у одного солдата этот лоскуток был бы единственной памятью о другом солдате. А тут ребята любопытствуют, кто-то попросил показать и лоскуток пошел по рукам.

Какие ребята на войне погибают… Притом иногда совсем напрасно"

Солоухин пришел к ним в конце октября. В то время дивизия, находясь в резерве армии в районе деревень Загородино, Собашенки, пополняла свой состав. Его и несколько таких же молодых ребят приняли во вновь сколоченную снайперскую группу. С того момента прошло так мало времени, будто это было вчера. Однажды, когда шла учеба с новичками, мимо них прошел волк. Кто-то из ребят выстрелил. Затем начали стрелять другие. Выстрелов было произведено около десяти, а волк все удалялся. Когда примерно с 900 метров Ганьшин убил волка наповал одним единственным выстрелом, ох, какой поднялся гомон! У ребят от радости и изумления блестели глаза. Вручение Охлопкову третьего ордена они также встретили с большой радостью.

Приход этих парней, как помнится, совпал с переименованием Калининского фронта в 1-Й Прибалтийский и с очередным оживлением снайперского движения в армии. Накануне вышла статья майора Попеля о необходимости широкого использования снайперов в наступлении. Дмитрий Федорович был прав. В 259-м полку снайперская группа так и не создавалась. Кто-то ходил в ординарцах, кто-то стал автоматчиком или пулеметчиком. Ганьшин и Сухов, кочуя из роты в роту, перемахнули в минометчики. А знатные снайперы Квачантирадзе и Смоленский, которые в течение года представляли этот полк на всех слетах, во время наступления, оказывается, охраняли командный пункт.

На следующий день после выхода статьи Квачантирадзе написал заявление на имя заместителя командира полка по политической части с таким содержанием: "Я не хитрый. Напрасно смеются надо мной. Уберите винтовку снайпера. Дайте мне автомат. Я пойду в бой как все".