Сержант без промаха

Когда зашел в траншею боевого охранения, Шарапов был там. Он доложить хочет, а его останавливают.

- Молодец! С заданием справился. А это что? Постой, осколочек застрял... Дай-ка вытащу... Вот так...

Уже ранен... Перевязывают ему голову? Да... Чья-то мягкая рука прошлась по затылку, по лбу...

"Молодец! Все в порядке", - слышит откуда-то голос Шарапова.

От сильной усталости, после похвалы командира у Федора земля пошла кругом. "Что это он говорит? Остальные где?"

- Кто вернулся?

- Сейчас придут, товарищ боец. Подожди, придут... Он-то подождать может... Вышел же к своим. Гу!

Черт побери! Кто-то его будто по лицу хлещет. Шарапов? Гу... Что это с ним? Чуть было не заснул. Нет, он встанет...Обязательно встанет...

- Как фамилия? Охлопков, да?

- Моя? Моя - Охлопков.

- Товарищ Охлопков, смотри. Тебе письмо.

- Письмо... Письмо пришло... Как они там? Дай-ка, я встану...

Когда пришло сознание, Федор сидел на дне траншеи с письмом в руках. Пытался было прочитать, не получилось - буквы пляшут. "Потом прочту", подумал он.

Тут снова Шарапов появился. Сунул Федору в руку свою флягу и кусок сахара. Боец, напившись воды, поднялся на ноги и, видя присутствие командира, стал докладывать:

- Товарищ комбат, задание...

- Хорошо, хорошо, товарищ боец, знаю все... Ты огня давай! Огня!

Дальше Федор наравне с другими вел огонь, но четко не помнил, как справлялся. Ему казалось, что видит сон: как из снайперской винтовки уничтожал фашистских пулеметчиков, спускающихся с холма, Стяжкина недалеко от себя, которого взрывом снаряда разнесло, Шарапова, получившего ранение, многих убитых и раненых...

Но все это было наяву. Они держались до 12 часов, как и было велено, до подхода другой части.

ХОРОШИЙ БОЕЦ ВСЕМ НУЖЕН

Зима уже позади. Проходит и весна. Какие они были? Об этом Федор судить не может, потому что сравнивать не с чем - других таких ему еще не доводилось испытывать.

375-я стрелковая дивизия с первых чисел апреля 1942 года наступала по направлению Усово - Половинкино - Трушино, но продвинулась немного. Хотя она 24 апреля получила приказ об отправлении в резерв командующего фронтом и сдала позицию 379-й стрелковой дивизии, из-за осложнений боевой обстановки и в связи с затруднением подхода резервов в распутицу, продолжала держать оборону в районе Воскресенское - Ратово - Разюхино.

Весна - это не зима: светлее и теплее. Но она принесла вязкую грязь, сырость в окопах. В эту пору Федор у себя дома после долгой холодной, иногда и голодной, зимы готовился к охоте на перелетную дичь. А тут лютует враг - совсем другая охота.

1243-й полк в течение месяца все свое усилие направлял на взятие двух высот, обозначаемых цифрами 227,8 и 222,9. Эти высоты, видимо, не забудутся никогда. Попробуй забыть высоту 227,8! Они уже были на вершине, а тут началась бомбежка. Затем налетели истребители и из состава батальона полегло больше половины...

Бойцам с весной пришло небольшое утешение, связанное с появлением в полку отечественных автоматов. Именно с помощью вновь созданных четырех групп автоматчиков и ручных пулеметчиков подняли противника с насиженного места и заняли эти высоты. Тогда-то перед выступлением в бой за одну из высот Федору в числе немногих было доверено быть владельцем нового долгожданного вида оружия.

С того дня прошло чуть больше месяца и Федора ранило снова. Пуля угодила в щиколотку и вышла сквозь, не задев костей голени. Из-за этой раны с неделю лечился в санбате. Выйдя оттуда, из оставленного друзьями письма узнал, что дивизия 12 мая вышла на формирование.

Когда Федор, изрядно поплутав, нашел своих, в комендатуре его встретил незнакомый лейтенант.

- Ветераны дивизии сегодня встречаются с новым пополнением, - сказал лейтенант после проверки документов. - Ты тоже будешь участвовать. Сходи пока в баню. Там дадут новое обмундирование.

Незнакомый лейтенант говорил с Федором просто, как на "гражданке", не требовал уставного доклада, вел себя очень обыденно. Именно из-за этого Федор ощутил перемену обстановки и понял, что его ждут, в общем-то, мирные дни, с чем бы ни были они сопряжены.

После бани Федор чувствовал такую легкость в теле, будто скинул что-то тяжелое, давившее его издавна. Его еще одели и обули во все новое. Шел сюда, невольно стыдясь своей, видавшей виды, одежды, теперь же и шинель, и гимнастерка у него новенькие, белье чистое... Неожиданно сыскалась, наконец, подходящая обувь. Старшина, до того все удивлявшийся: "Ну?! Пилотка 56-й? Шинель 46-й 1-й?", - когда дело дошло до ботинок, стал сокрушаться пуще прежнего: "37-й? Где же я возьму тебе такие?!" Потом, что-то вспомнив, воскликнул: "Да ты, дружок, счастливчик! Есть у меня ботинки, заказанные генералом для приемыша полка. Мальчика нет, его отправили в тыл. Сейчас! Сию минуту... А вон они! На, носи на здоровье!"