Ваан стрелял. Он видел на мушке падающих и поднимающихся, атакующих и умирающих врагов.
Валя вдруг вскрикнула. Прижалась головой к Ваану. Как во сне он увидел ее закрытые глаза. Раскинутые руки пытались обнять его. Потом бессильно упали на грудь.
Он не видел гибели товарищей. В душе теснились мучительная пустота и саднящая боль. Потом прибавилась к ней смерть Вали — боль сердца. «Вот и конец. Готовься, командир!..»
Морщась от боли, он резким движением сбросил френч, фуражку и швырнул их подальше от себя. И горько усмехнулся: «Я готов, стреляйте!»
Он действительно был готов к смерти.
Пуля разбила кисть правой руки. «В самый раз поспела. И патроны кончились».
Орудие ударило снова, и снаряд разорвался в скале. Осколок породы взрезал ему лоб. Кровь платком упала на лицо. Окрасила снежную белизну рубашки.
Он сел. Утратившие подвижность руки отказывались смахнуть застилавшую глаза кровь. Впереди красными тенями двигались немцы. Он уперся спиной в дерево.
Немцы с ревом шли вперед.
И — стали: навстречу им качнулось красное знамя — рубашка Ваана.
Минутное замешательство уступило место дикой злобе. Десятки автоматов изрыгнули огонь.
Изрешеченный призрак сделал шаг, еще шаг…
Как дерево повалился… Упал.
Оборвался шум боя.
И сошло Великое Безмолвие.