Созвали совещание командиров. Генерал Каратов требовал атаковать гарнизон в селе Горловка. Задание было сложным: захватить село и взорвать оборонительные укрепления. Генерал не таясь признался Ваану, что Горловка — крепкий орешек.
— Учтите, лейтенант, без военной хитрости тут не обойтись, можно расквасить нос об их железобетонные сооружения. Это ваш первый бой на испытание, проверка на стойкость.
— Так точно.
— Ваши фланги будут усилены партизанами-кавалеристами, которые вступят в бой лишь в самом крайнем случае.
— Понятно.
«Сомневается! — эта мысль засела в голове и уже не покидала его. — Конечно, сомневается. Людям в фашистской форме, да еще присягнувшим рейху, не сразу доверишься. Пробил час, когда бывшие военнопленные должны разбить не только немцев, но и недоверие родины…»
— Вы свободны, лейтенант!..
Лес дышал запахами пробудившейся земли и пьянил клейким духом листвы. Зима тощала по оврагам и буреломам. В зеленом шелесте повисло огромное дыхание леса. Чобанян шагал к месту расположения роты, мысли его были заняты предстоящим ночным боем.
Из-за куста навстречу выпрыгнул заяц, отскочил и, ударившись о ствол дерева, скрылся.
«Горловку надо взять любой ценой, чего бы это ни стоило…»
Ваан не обратил внимания на вспугнутое войной животное.
После короткого обмена мнениями командиры отделений вернулись к себе. Началась подготовка к ночному испытанию.
Когда рота была поднята «в ружье», Ваан сказал замершим во тьме рядам:
— Воины-армяне, не уроним чести своей!.. — Потом он обратился к командирам отделений: — Берегите ребят. Зря кровь не проливайте. Помните: задачу способны выполнить только живые.
Рота бесшумно двинулась к исходным позициям. Сигналом к атаке была очередь трассирующими. Население ушло из Горловки, и это облегчало задачу бойцам.
Дружный залп всколыхнул ночь. Трассирующие пули вспарывали темноту. Сперва заполыхали соломенные крыши хат, озарив село. Противник был виден как на ладони.
В первую минуту начальник немецкого гарнизона Франц Кох решил, что на село напало крупное десантное соединение русских, когда же он услышал отрывистую немецкую речь, пришел в ужас.
— Бог мой, по прихоти какого-то пьяного офицера прольется кровь сотен моих солдат! Немец убивает немца, когда оба служат фюреру… Белую ракету! Скорей! Белую ракету!.. Черт их подери!
Ракета не помогла. Партизаны вторглись в глубину обороны противника. Три дота, призванные охранять подступы к селу, не успели открыть огня: в амбразуры полетели связки гранат. Первая линия обороны была преодолена. Последовал приказ — не втягиваться в село во избежание ненужных жертв.
Прикрываясь темнотой, бойцы по одному расстреливали ошарашенных немцев, выскочивших на улицу в исподнем. Но тут очнулся основной опорный узел. Первый взвод попал под перекрестный огонь, неся потери. Решено было окружить противника и навязать ему рукопашный бой.
В отсвете пожаров командир видел, как развивается бой. Силач родом из Мартуни, оказавшись лицом к лицу с офицером, почему-то не захотел проткнуть его штыком, предпочел удушить руками.
Один из раненых бойцов закрыл собой амбразуру дота, дав товарищам пробиться вперед. Пулемет долго и глухо строчил по телу убитого. Ваану казалось, что это расстреливают его самого.
— Кто это? — спросил он ординарца. — Сбегай к командиру взвода, узнай!..
Ординарец вскоре вернулся:
— Аревшатян Габриел из Джавахка.
Ваан пытался вспомнить его лицо. Так и не вспомнил. Молча снял каску.
Унижения плена, желание смыть с себя пятно позора вливали в сердца воинов невиданную энергию, торопя и без того горячую кровь.
— Ба, что это Варужан вытворяет, нет, вы посмотрите!.. — почти выкрикнул Ваан.
Ординарец обернулся. Обхватив ствол тополя, Варужан лез на дерево. Оно было хорошо освещено, и жизнь юноши, казалось, висела на волоске.
— Убьют! Ни за что убьют! — волновался командир.
На тополе темнело журавлиное гнездо. Искры с горящей рядом крыши уже обнимали его огненным роем, вихрясь вверх по стволу.
Дотянувшись до гнезда, Варужан достал одну из птиц, подбросил в воздух. Описав круг над полем, она вернулась обратно и беспокойно окинула взглядом этот безумный мир. Варужан гнал и гнал птиц от гнезда — напрасно: оно влекло их к себе подобно магниту.
Ночное сражение принесло победу армянским партизанам, а Варужан все еще воевал с журавлями. Они остались в гнезде, даже когда пламя лизало уже их клювы. Ослепший от дыма, с обожженными руками, Варужан сполз на землю.
Дерево пылало как факел; по его кроне заплясали огненные птицы и превратились в угли в испепеленном гнезде.
Заняв южный и северный выходы, партизаны задушили врага в его же обороне. Кроме пленных, ни один фашист и в глаза не видел партизан, против них воевали «свои». Комендант гарнизона был искренне удивлен, он был уверен, что они стали жертвой печального недоразумения.
— Ну, герр капитан, что скажете?
— Глупо, лейтенант, глупо…
— Нисколько, милый гауптман, вы меня забавляете…
— За эту трагедию, — не унимался Франц Кох, — вы ответите головой!.. Где это видано, чтобы немцы били немцев?! Безобразие!..