Съешь меня

Я принимаю заказ, и вот незадача: Пол Маккартни хочет рыбы в панировке. Кстати, я забыла упомянуть, что все они отлично говорят по-французски, без всякого акцента. Рыбы в панировке нет в меню, и я корю себя за пренебрежение к простым блюдам. С чего я взяла, будто «У меня» нельзя подать ничего, кроме деликатесов, вроде спинки трески под ежевичным соусом с луговыми опенками, слоеного пирога с баклажанами и нежным мясом ягненка, пирожного с творогом, изюмом и коньяком? Отвратительно. Оказывается, я сноб. Я готова провалиться со стыда. Возмущенный взгляд Йоко Оно уничтожает меня окончательно. Откуда она взялась? Сначала я ее как-то не заметила (да ее и не было; в снах вечная неразбериха: все исчезают и появляются в самый неподходящий момент). И Йоко права. Мерзко подлаживаться к буржуазии, когда во всем мире… Хватит пороть чушь и оправдываться. За дело! Вынимаю из холодильника внушительного налима. Беру острый нож и отрезаю самый сочный кусок. Подальше от хребта — на мой вкус там многовато кровеносных сосудов. Подальше от брюха — там мякоть всегда безвкусная, дряблая, неживая, словно обвисшие уши затравленного до смерти чуда морского. Получился белый плотный брусок. Точно такие были в наборе деревянных кубиков, которые я пудами покупала сыну: он строил из них великолепные крепости. Кто бы закрыл тяжелым воспоминаниям дорогу в легкий мир снов? Как больно давят они на сердце. Итак, передо мной идеальный кирпичик, крепенький, белый, гладкий. Толку сухари и обжариваю их в сливочном масле. Толку недостаточно мелко, во всяком случае, когда я жарила рыбу сыну, выходило мельче. Он ел ее с удовольствием, втайне радуясь, что живет в на редкость правильном мире: прямоугольные кубики, прямоугольные куски рыбы, прямоугольное мыло в ванной — после ужина он всегда охотно мылся. Стоп, это какой-то бред. Я понятия не имею, о чем думал мой сын. Это все сон виноват: спящий воображает о себе невесть что: он и всемогущий, он и всеведущий. Толченые сухарики стали золотистыми; макаю рыбу в яйцо, со всех сторон обваливаю в сухарях — отлично: филе налима неузнаваемо — теперь это вылитая рыба в панировке. Когда я подаю рыбу на стол, Пол Маккартни издает радостное восклицание и в благодарность мне принимается петь «Norwegian Wood». Остальные ему подпевают. Даже Йоко Оно. Где-то за кадром музыка. Гитары и сопровождение. Я потрясена. И плачу от счастья. Потому что как раз под эту песню впервые узнала, что такое физическая любовь.

Отлично помню: я лежала навзничь на полу. Мне давным-давно хотелось попробовать. И теперь я смеялась — не от неожиданности, не от смущения, не от стыда (стыда не было и в помине). Я смеялась от радости этого нового познания, от гордости, что совершила, как мне тогда мнилось, величайшее открытие. Не хуже открытий Архимеда и Коперника, Ньютона и Эйнштейна. Не хуже открытий Галилея. Внутри меня обнаружился источник неиссякаемой энергии, космической, мощной, как земное притяжение. Почему мне никто не сказал о нем раньше? Почему я сама не догадалась? Совершенно бесплатный. Он есть у каждого. И доступ к нему так прост. Так прост!

Мне и в голову не пришло, что я не приняла таблетку, а парень забыл презерватив, что я могу забеременеть, могу подцепить что угодно. Мне было наплевать. Вращалась пластинка. Битлы пели «Norwegian Wood».

Глава 6

Почему человеку дается несколько жизней? Или я напрасно обобщаю? Может быть, меня одну преследует это ощущение? Двум смертям не бывать, это понятно, но за отмеренный мне срок я прожила уже целый ряд отдельных жизней, переплетающихся и вместе с тем совершенно разных.

В тридцать лет я была не той, что сейчас. А в восемь — совсем-совсем другой. С высоты прожитых лет собственное отрочество видится мне неким особым существованием. Сейчас я на удивление одинока, у меня ни родных, ни близких. А когда-то была семья, хватало и друзей и поклонников. То я общительная. То застенчивая. Иногда тактичная и рассудительная. Иногда невменяемая.