Съешьте сердце кита

— Автограф? — Нил приложил ко лбу палец. — Дай бог памяти… «Генке Савину — эксперту подводной охоты, знающему, как охотиться и где охотиться»[1]. Правда, ничего себе аттестация?

— Аттестация подходящая, — согласился писатель. — Автограф хоть куда! По такому векселю нелегко будет уплатить.

Генка самолюбиво пожал плечами. Говоря строго, экспертом его назвали по праву, без скидок на тогдашние тринадцать лет. Потому что Генка знал о подводном спорте все, начиная с биографий корифеев (Ив Кусто, Квиличи, Ганс Хасс) и кончая подробными сведениями об амах — японских ныряльшицах за жемчугом. Не считая уже того, что и сам он был практиком со стажем.

Конечно, приятно, что его выручил из довольно-таки незавидного положения именно этот писатель. Может, даже известный. Впрочем, что касается знаменитостей, то к ним Генке не привыкать. В прошлом году, например, Генка охотился не только с Олдриджем. Он совершал подводные прогулки с чемпионом Союза по стендовой стрельбе. У чемпиона была такая прелестная малокалиберная винтовочка бельгийского образца «геко». Он бил из нее птицу влет. А потом приехала чета конькобежцев-фигуристов, занявших восьмое место в Скво-Вэлли. Он познакомился с ними еще в Москве, когда сдавал нормы на третий разряд по фигурному катанию. Правда, Генка забросил фигурное катание, не без резона заключив, что это не совсем подходящее для мужчины занятие.

Нынче ни чемпион-стрелок, ни фигуристы в Бетту не приехали. Тем лучше, если к Нилу и Генке примкнет писатель. Будет веселее. И уж, во всяком случае, Генкина бабушка, под присмотром которой он жил здесь, перестанет беспокоиться, что ее внучек попадет в компанию дурных мальчишек. Писатель — все-таки это марка! Да и Нил у бабушки на хорошем счету.

Роберт Николаевич деловито поплевал на стекло маски, чтобы не запотевало в воде, как то советовали знающие люди, слегка затем ополоснул.

— Я, пожалуй, мало-мало еще порезвлюсь… Глядя, как легко он пошел сразу от берега

вплавь, Генка решил уточнить для ясности:

— Он действительно писатель, ваш Роберт Николаевич?

Нил назвал его фамилию. Генка протяжно свистнул.

— Да я же читал его книги! Он все о путешествиях, о знаменитых мореплавателях пишет.

— Да. Я тоже кое-что читал. В последней книге у него что-то о Беринге, о Джемсе Куке.

— Ага. Здорово, правда?

— Ничего, ничего… — Нил в некотором сомнении вздернул порыжевшие на солнце брови. Только мне кажется, что Джемса Кука он из каких-то непонятных соображений приукрашивает. Помнишь, как у него описана сцена убийства Куке туземцами Сандвичевых островов?

Генка кивнул.

— Видишь ли, в чем дело… Марк Твен совсем по-другому освещает этот эпизод, дает ему другое звучание. Он винит в смерти Кука самого Кука, и весьма доказательно. Ведь как было дело? Туземцы повсеместно встречали Кука очень хорошо, заваливали его корабли грудами продовольствия. Почему-то они принимали его за своего весьма почитаемого бога Лоно, который в незапамятные времена куда-то запропал. Кук же вместо благодарности издевался над ними, помыкал, как рабами. Ну, расправа была страшной. Его мясо соскоблили с костей и бросили в огонь. Сердце подвесили в одной туземной хижине, а детишки, обнаружив его и посчитав за собачье, съели. Такого рода подробностей у Марка Твена много, но главное — его беспристрастность в оценке событий. Роберт же Николаевич вдруг начинает винить в случившейся трагедии туземцев, а Джемса Кука изображает этаким страстотерпцем. Что-то у Роберта Николаевича не соблюдено, какие-то, понимаешь ты, Генка, пропорции…

Генка внимательно слушал Нила. Книгу Роберта Николаевича он читал с интересом. Он боготворил Джемса Кука, и ему пришлось по душе именно такое толкование причин беды, постигшей великого мореплавателя. Конечно, следует прочитать Марка Твена, но и Марк Твен может ошибаться!

Нил осторожно заметил:

— Я не хочу навязывать тебе какого-то превратного о Роберте Николаевиче мнения. Он очень даже приятный, обязательный человек. И как будто спортсмен. Я познакомился с ним сразу, как только он сошел с катера.

Генка молча жевал помидор, макая его в морскую воду. Нил тоже извлек из свертка помидор.

— Но, видишь ли, все-таки не могу удержаться от замечания. Прежде чем что-то сказать о Куке, Марк Твен побывал на Гавайских островах и узнал, что такое эти самые туземцы. Уверен, что ни на каких таких островах Роберт Николаевич не был.

Рассудительно и как-то устало Генка возразил:

— Не очень-то побываешь на Гавайских островах, даже если захочешь. На Гаваях американские базы теперь.

Нил поднял руки.

— Ну, если базы, сдаюсь. — Он крикнул вылезающему из воды Роберту Николаевичу: — Как вы насчет того, чтобы пройтись по берегу? Тут есть живописные уголки.

— Я готов, — сказал Роберт Николаевич, выпутывая из волос ремешок маски. — А вам не кажется, что похолодало? И видимости в воде поубавилось, а?..

— Да, — согласился Генка. — Но там, куда мы пойдем, видимость будет. Здесь мергели растворяются, плывешь, как в жидкой известке.