Поселок Китовый, единственный на острове, насчитывал десятка три домов, включая службы и складские помещения. Он примостился на узкой кромке берега, за века отвоеванной Охотским морем у литых вулканических скал. Камни нависали над строениями грузно и внушительно, хотя не сулили обвалов: по расщелинам и выступам их крепко переплел вездесущий кустарник, въелась в самые поры цепкая трава.
Поселок нравился Ольге своей живописностью. Когда случался штиль, вода залива, носящего имя какого-то путешественника, становилась зеркально гладкой, и в ней отражались заросшие курчавым ольшаником обрывы, дряхлый вулкан, будто гранатовым ожерельем схваченный у кратера бугорками шлаков, трубы китокомбината…
Говорили, что пограничники с дальних застав отзывались о поселке с явной завистью и вожделенно: «О, наш Сингапур!»
Ольга знала, что Китовый — место далеко не худшее на Курильских островах. Поначалу она с трудом переносила густую вонь, волнами расходившуюся от мутно-багровой воды, начиненной вздувшимися внутренностями китов, от жироварного цеха.
Ей говорили, что к запаху можно привыкнуть, и она в конце концов постаралась привыкнуть. Она даже рискнула спуститься в жироварный цех, но к горлу подступила тошнота — от больших клокочущих печей исходил удушливый чад, готовая продукция отдавала едкой горечью.
Народ в поселке подобрался сплошь крупногабаритный, хриплоголосый. Эти парни, знающие себе цену китовики, немножко рисовались своим делом, близостью к морям и океанам, довольно большими в разгар сезона заработками. Они отпускали дурацкие окладистые бородки. Их бутафорские сапоги были подбиты острыми шипами, чтобы не поскользнуться на слипе.
Этими шипами они попирали островную землю и полы общежитий. Ольга почти физически ощущала их топот в столовой, где работала: шипы вонзались в дерево со скрипом, дробя щепу…
Ничто в поселке ее особенно не удерживало, могла бы уйти к рыбакам, с которыми работала зимой, но она и приехала-то на остров, как в отпуск, —- чтобы отдохнуть от качки, от пронзительных ветров, от сырости. Кто-то уезжает для этого в Гагру, а для кого-то может быть хорошим и маленький клочок земли, затерянный в середине Курильской гряды. Кроме того, она здесь работала. Она привыкла к постоянной, бессменной работе с детства. И, кроме того, она жалела Геннадия…
Геннадий недавно окончил университет, и невезучая кость при распределении упала цифрой, означавшей Курилы… Он не напрашивался сюда, но и не пустился «по инстанциям», чтобы остаться на материке. Здесь по крайней мере предполагалась обширнейшая практика. Здесь было чем заняться инспектору по рыбо- и китонадзору.
Ольга не сразу обратила на парня внимание: мало ли их ходит в столовую! Но он плохо, без аппетита ел. Конечно, выбора особого не представлялось: консервы, да и то большей частью свиная тушенка…
Однажды она не утерпела, подошла к нему.
— Хотите, я вам закажу кальмара? Я сама его сделаю. Хотите?
Геннадий поднял голову — у него были светлые, чуть с зеленцой, глаза и очень бледное лицо. Воротник форменного кителя отчеркнул на шее красную полоску.
Упорно глядя на нее, Геннадий внятно и с удовольствием выговорил:
— Пусть его кашалоты едят, вашего кальмара.
— Почему же кашалоты? — обиделась Ольга.
— Они от такой еды набирают в весе. Это их любимое лакомство. Но — увы! — не мое…
За соседним столиком китообработчики шумно доедали отварную вермишель, вспоминая при этом давнюю попойку.
— Ну, забурили мы два по двести и еще шампанского, — как шмель, гудел долговязый человечина с рыжей бородой, — показалось мало…
Приятель подтолкнул его.
— Что вспоминать? Ты бы подошел к ней, к Олюхе, у нее в загашнике должна быть… Какая же она буфетчица, если не припасла, чем горло промочить морскому человеку?
Долговязый подозвал Ольгу к буфету, ощупал глазами ее грудь, обтянутую кофточкой из декоративного шелка.
— Какая ты сегодня… как бы это выразиться… нарядная. Вся в цветах. Гм… — Он растопырил пальцы до размера стопки. — По махонькой по случаю хорошей погоды, а?.. Неужто не найдется для таких красавцев?
— Это в магазине, — жестко сказала Ольга.
— Не продают в магазине, — сокрушенно качнул головой бородач. — И у тебя, значит, сухой закон?
— Значит, сухой.
— Небось своим-то… из-под полы…
Ольга смерила его презрительным взглядом — от рыжей бороды до разношенных порыжелых сапог.
— Небось своим — конечно.
Детина рассердился. Он взглянул на себя и вдруг повел, подрожал плечами, как увешанная монистами цыганка. Казалось, он вот-вот выкинет этакое коленце, этаким чертом пройдется по столовой.
— Да в мои-то годы… с моим туда-сюда — и сухими консервами давиться?!
— Ничего, Витенька, — успокоила его Ольга и засмеялась, — не подавишься. Не такая у тебя телесная конструкция.
И, оставив обескураженного китообработчика (с его выходками она уже была знакома), Ольга подошла к столу Геннадия. Он смотрел на нее все так же внимательно, чуточку даже настырно.
Она проговорила, как бы оправдываясь:
— Вот уж безобразие! Наш торг завез сюда на миллион рублей вина и всего лишь на триста тысяч продуктов!
Геннадий искренне подивился: