Сесиль Родс и его время

И вот прошло три года. Всего только три! Но словно вся жизнь позади. Кто-то разбогател, конечно, но большинство, пройдя чересполосицу успехов и неудач, потеряли и то немногое, что привезли с собой. Надежды сменились безнадежностью, уверенность и воля — усталостью и опустошенностью.

За эти три года люди растратили свой запас жизненных сил. Их звездный час так и не наступил. Уезжали больными и разбитыми.

Когда мир старый, Джеки,
Молчаньем лес объят,
Стоят колеса, Джеки,
И солнцу ты не рад,

Плетись домой, найди того,
Кто стар, как ты, и хил,
Бог даст, найдешь и ту, кого
Ты смолоду любил.

Тогдашнее стихотворение — оно было как будто о них.

Те, кто возвращался домой, были еще не самыми обездоленными. Ведь для того чтобы выбраться отсюда, тоже нужны были деньги, и — увы! — немалые.

И многие оставались — побежденными, униженными, никому не нужными, нищими.

Кому-то повезло, посчастливилось сменить профессию, как канадцу Малькольму Тилу, незадачливому старателю. Оставшись в Южной Африке, он стал потом ее первым крупным историком. Но если такое не удалось, а денег для возвращения на родину взять неоткуда — нанимайся к тем, кто еще вчера был тебе ровней, хотя бы к этому двадцатилетнему юнцу — Сесилю Родсу.

Люди продавали свои участки за бесценок, Родс вместе со своим компаньоном Раддом скупал.

За эти три года он изменился. Плечи его опустились, он немного ссутулился, длинные руки висели как-то неуклюже, лицо похудело, походка стала тяжеловатой, негибкой. Во взгляде чувствовались — пока еще слегка — властность и жестокость. В годину, роковую для старателей, он обрел себя, оказался на гребне волны.

В конце 1872 года его капитал составлял пять тысяч фунтов, к августу — сентябрю 1873-го удвоился, а затем удваивался снова и снова. Если сначала Родс зарабатывал на копях, как он писал матери, сто фунтов стерлингов в неделю, то теперь игра пошла крупнее и ставки стали много выше. Погоня за максимальной добычей на каждом участке сменилась спекулятивным бумом. Скупка участков превратилась в борьбу за выживание.

В новых условиях надо было понимать, каким-то особым чувством улавливать законы капиталистического производства и мирового рынка, те законы, о существовании которых простые старатели даже не подозревали. Родс тоже поначалу не был особенно в них искушен.

Не сразу ощутил себя как рыба в воде во все усложняющихся спекуляциях, среди комбинаторов, каждый из которых стремился перехитрить, обойти других. Но он быстро учился. Изо всех сил старался понять механику биржевой игры, привлечь к себе сведущих людей, использовать их знания. Многое дали ему, во многом помогли разобраться и неоднократные поездки на родину, в Англию, знакомство с лондонским Сити.

В нем все резче обнажался предприниматель крупного масштаба — с умением проводить большие спекуляции, идти на рискованные сделки, с обостренной интуицией во всем, что может дать прибыль. Беспощадный к слабым соперникам и готовый к компромиссу с теми, кого не удалось одолеть.

Главным делом Родса и Радда с 1873-го стала «амальгамация» — скупка и объединение в своих руках множества мелких участков. Поначалу они занимались «амальгамацией» не в масштабах всей алмазоносной территории, а сконцентрировали свои интересы в районе бурской фермы Де Беерс. Да и там далеко не сразу стали полновластными хозяевами. Что им действительно удалось, так это объединение всех здешних старателей в единой акционерной компании.

Первого апреля 1880 года было провозглашено создание компании алмазных копей Де Беерс дайамонд майнинг компани, в просторечии — Де Беерс, с объявленным капиталом в двадцать тысяч фунтов. Доля Родса в этом капитале была не настолько велика, чтобы только ею объяснить то положение, которое он с самого качала занял в компании. Видно, снова помогли предпринимательские таланты. Благодаря им Родс получил нужный пост — стал секретарем Компании, а это означало, что он сосредоточил в своих руках немалую власть.

1882 год — во многом повторение 1873-го. Новый мировой экономический кризис. На алмазных копях — удар по тем немногим мелким владельцам, которым посчастливилось пережить прежние трудности. Теперь им было еще труднее. На месте холма Колсберг образовалась огромная яма, впадина глубиной в триста футов. Да и в других районах работать надо было на такой глубине, что без дорогостоящей механизации и без откачки воды обойтись стало невозможно. Эффективность работ снижалась. Когда почти через сто лет, в 1970-м, промыли старые отвалы, то нашли 215 тысяч каратов алмазов.