Сесил Родс — строитель империи

Аполлон Давидсон СЕСИЛ РОДС — СТРОИТЕЛЬ ИМПЕРИИ

В КЕЙПТАУНЕ И В ЛЕНИНГРАДЕ

Я стремился не смеяться над деяниями людей, не рыдать над ними, не ненавидеть, а понимать

Спиноза

Каждый день, идя на лекции в Кейптаунский университет, я прохожу мимо памятника Сесилу Родсу. Он сидит, задумчиво устремив взгляд на север, к странам, которые носили его имя, — к двум Родезиям, Южной и Северной. К тем местам, где он основал мировую алмазную монополию «Де Бирс».

Возвращаюсь по Родс-стрит и Сесил-авеню. Справа — красивый белый дом. Родс велел построить его для писателей и поэтов, но успел воспользоваться им только Киплинг. Сюда он уезжал от хмурых лондонских зим, тут написал многое из того, что его прославило.

Сам университет, его факультеты, службы, многочисленные спортивные стадионы — все это стоит на земле Родса, подаренной университету его душеприказчиками. В центре университета — здание, где проводите я официальные церемонии, концерты, самые многолюдные собрания. Это Джемсон-холл, по имени доктора Джемсона, ближайшего друга и единомышленника Сесила Родса. А чуть поодаль, на высоком склоне горы, — огромный мраморный памятник: «Мемориал Родса». На мраморе выбита строфа из киплинговского «Надгробного слова» Сесилу Родсу.

…В старинном здании в центре города раз в месяц собирается Клуб совы — старейший клуб Кейптауна (сова — символ мудрости). Здесь выступали Марк Твен, Киплинг, да, пожалуй, все знаменитости, бывавшие на юге Африки. В клубе до сих пор царствуют традиции викторианской Англии. Только мужчины. Только черный костюм. И не галстук, а бабочка. Члены клуба — кейптаунская интеллигенция. Они подтрунивают над своими правилами, но свято их чтут. При входе в клуб, в вестибюле, — большой портрет Сесила Родса, по соседству — мраморный бюст королевы Виктории.

Когда мне предложили быть братом совой, я растерялся: у меня ведь и бабочки-то нет! Бабочку тут же подарили. Так что теперь и я в третий вторник каждого месяца (такова традиция) прохожу мимо портрета Сесила Родса, поднимаясь в клубный зал.

Все это: прогулки по старому Кейптауну, лекции в университете, Клуб совы — стало возможным лишь в последние годы. Несколько десятилетий, вплоть до конца 1980-х, этот край света был для нас заказан. У нашей страны с Южно-Африканской Республикой не было никаких отношений: ни дипломатических, ни торговых, ни научных.

…Теперь, встречая тут на каждом шагу имя Родса, я вспоминаю, когда же услыхал о нем впервые. Было это еще до войны. Конечно, не в Кейптауне, а в Ленинграде.

Мы, школьники младших классов, читали книжки про челюскинцев, папанинцев, бесстрашных парашютистов и зорких пограничников.

Но с этими новенькими книжками уживались и совсем другие — те, которыми были полны старые петербургские квартиры. Тянуло нас не к толстым томам с золотым тиснением, а к ободранным и зачитанным, нередко без начала или без конца. Тогда я и углядел растрепанную книгу «Роза Бургер, бурская героиня, или Золотоискатели в Трансваале. Роман из англо-бурской войны».

Там-то и встретил это имя: Сесил Родс. Чего только о нем не говорилось! Английский лорд, красавец, в центре светского общества, в окружении прекрасных дам. Некоронованный король Кейптауна. Злой гений Южной Африки. Зачинщик и вдохновитель войны англичан с бурами. А Роза Бургер, героиня буров в той войне, — его падчерица, дочь его жены. Есть в романе и своя «миледи». Она соблазняет Родса, уводит его от жены. Действие разворачивается на фоне «бриллиантовых копей», сражений с бурами, схваток с зулусами…

Такую литературу называли бульварной. Но ведь она так похожа на мексиканские, индийские, американские и прочие телесериалы, которыми сейчас увлекаемся мы или, во всяком случае, многие из нас. Для нас, мальчишек, многие события «Розы Бургер» были уже знакомы по Райдеру Хаггарду, Луи Буссенару и Майн Риду. И эта книга мне казалась куда интересней, чем скучноватый роман Жюля Верна «Приключения трех русских и трех англичан в Южной Африке».

По-настоящему я понял ценность «Розы Бургер» много лет спустя, когда захотел узнать, какую же массовую литературу читали в России в начале нашего столетия. «Нат Пинкертон, король сыщиков», «Ник Картер — американский Шерлок Холмс», «Русский сыщик Кобылкин». Они выходили тоненькими брошюрками, по два-три раза в неделю. На плохонькой бумаге, в пестрых обложках. Продавались в лавках, где торговали спичками, папиросами и всякой мелочью. Мальчишки прибегали со своими пятаками в день выхода очередной книжицы.

И вот, представьте себе, в Российской государственной библиотеке, крупнейшей библиотеке страны, из миллионов этих брошюрок осталась только одна — о Нате Пинкертоне. Все остальные когда-то зачитали. Что-то могло сохраниться в старых петербургских квартирах. Но в страшные блокадные месяцы сорок первого и сорок второго мои сверстники, как и я, топили буржуйки своими любимыми книжками.