Сесил Родс — строитель империи

— Но разве это не корыстолюбивая разновидность величия, если все связано с погоней за деньгами?

— Корыстолюбие? Человек, получающий миллионы и тратящий лично на себя не больше шестисот фунтов стерлингов в год? Он живет в неустроенной, недостроенной усадьбе и держит дом, открытый для всех. Каждый может остановиться у него и пользоваться его немудрым гостеприимством. Мистер Родс никогда не председательствует за столом и никогда не тратит много времени на трапезу. На председательском месте сидит тот из гостей, кто живет у него дольше других, вот и все. Доступен ли мистер Родс? Для любого, и без официального представления. Прогуливаясь по его веранде, вы можете встретить бедную, больную женщину, которая пришла к нему с пачкой измятых документов и с горькими сетованиями на свои несчастья. Он задает ей лишь несколько коротких вопросов. А затем пишет записку, короткую, торопливым почерком:

— Отнесите такому-то. Все будет в порядке.

И такое вот правительство, состоящее из одного-единственного человека, на этой уютной, хотя и полуразрушенной веранде, действует весь день.

Конечно, Родс ценит свои миллионы. Он знает власть денег. Он понимает — а может быть, и не очень понимает, — какую роль его миллионы могут сыграть для создания его империи. Но быть поглощенным мыслями о деньгах — на это он просто не способен.

— Правда ли, что мистеру Родсу может быть брошен упрек в бесчеловечности?

— Что ж, судите сами. Мужчины-туземцы, отработав на алмазных копях и вернувшись домой, затем опять совершают долгий и трудный путь, чтобы снова работать у него. И ведь если их снова берут на работу, им приходится жить буквально взаперти, их выпускают не чаще, чем раз в три месяца. Однако они счастливы и довольны. Так что, видимо, обращаются с ними неплохо.

Мой следующий вопрос:

— А есть ли у мистера Родса, в общепринятом смысле, хоть какие-то моральные принципы?

— Ах ты! — воскликнул в сердцах другой великий человек. — Да ведь он создает империю!»

Все же Киплинг попросил редактора уточнить, что тот подразумевает под моралью. Получив ответ, что речь идет о высоких идеалах, поэт отреагировал резко:

— Прекрасный идеал — это и есть распространение цивилизации и создание империи ради такой цели.

Редактор, явно не без сарказма смотревший на обоих «великих», заговорил о религии. Он сказал, что, по широко распространенному мнению, люди руководствуются в общественной жизни теми же религиозными правилами, что и в личной. Но Киплинг и тут ответил резко:

— Религия не оказывает никакого влияния на образ действий.

Фанатично религиозные буры, сказал он, поддерживают все невежественное, Родс же — все передовое.

А на вопросы редактора о бурах и их политике Киплинг обвинил буров в бесчеловечном отношении к африканцам. И вообще возмутился:

— Что за чепуха! Сравнивать величественную и во всех отношениях прогрессивную программу Родса с косной политикой этих отвратительных буров.

Редактор осторожно задал вопрос о рабстве. Не пахнет ли им в империи Сесила Родса? Такая постановка вопроса тоже вызвала у Киплинга бурную реакцию.

— Этого нет и не может быть. Может быть лишь принудительный труд, но в обществах, находящихся на примитивном уровне, это неплохо.

Редактор задал еще несколько ядовитых вопросов. Последний из них вывел Киплинга из себя настолько, что он сел на свой велосипед и уехал. Это был вопрос о набеге Джемсона: если уж Родс такой великий, разработал такие великолепные планы и так прекрасно их выполняет, как же он допустил эту катастрофу с набегом Джемсона?

Выведенный из себя Киплинг, уезжая, бросил:

— Ну вот, вы задали такой вопрос, на который, наверно, не будет ответа до Судного дня.

Интервью Киплинга очень интересно: ведь многим современникам Родса его образ рисовался именно таким. Конечно, эта апологетика не могла импонировать поголовно всем. Вот живой пример — уже из времен англо-бурской войны.

Киплинг приехал тогда в Южную Африку и работал в газете «Френд», в Блумфонтейне, захваченной англичанами столице бурской Оранжевой республики. Идеи, с которыми он обращался со страниц этой газеты, были близки приведенному выше интервью. Журналист, тоже работавший в этой газете, рассказав о совместной работе с Киплингом, завершил свои заметки так:

«Я отплыл в Англию на том же пароходе «Британец», что и Редьярд Киплинг, но не стал разговаривать с ним… До встречи с Киплингом я был одним из самых пылких его поклонников и читал все, что выходило из-под его пера, ну а потом я больше никогда уже не открыл ни одной из его книг. Я увидел в нем прежде всего английского джинго, который приехал в Южную Африку и нанес непоправимый вред как англичанам, живущим в Южной Африке, так и вообще Британской империи».

Но легко себе представить, какую поддержку дал Родсу такой почитатель, как Киплинг! Как он повлиял на настроения в британском обществе!