Прости, читатель, мою эмоциональность. Но книга, как и фильм, вызвала у меня чувство протеста. Мне все время приходили в голову сопоставления. Наши отечественные авторы — как их понуждали подчиняться политической конъюнктуре! Запись в дневнике Всеволода Иванова: «Когда я думаю о смерти, то самое приятное — думать, что уже никакие редакторы не будут тебе досаждать, не потребуется переделки и не нужно будет записывать какую-то чепуху, которую они тебе говорят».
И ведь так было не только при советской власти. Традиции-то вековые. Двести лет назад, в 1796-м, 16 сентября, матушка Екатерина издала указ «об ограничении свободы книгопечатания и ввоза иностранных книг, об учреждении ценсур». Павел I во многом перечил матери, но в этом был с ней единодушен. Его указ от 18 апреля Г800 года: «Так как через вывезенные из-за границы разные книги наносится разврат веры, гражданских законов и благонравия, то отныне впредь до указа повелеваем запретить впуск из-за границы всякого рода книг, на каком бы языке оные ни были, в государство наше, равномерно и музыку…»
Вспомнить об этом, и у каждого автора — боль. У меня меньше, чем у многих. И все же. Полвека назад, когда я писал студенческую работу о Родсе и Родезии, в СССР изучение истории Африки не считалось политически актуальным. Заведующий кафедрой, услышав о теме, скривилcя:
— Я думал, что вы толковый студент, а вас занесло в археологию.
В начале семидесятых я предложил одному из московских издательств выпустить книгу о Родсе. Ответили:
— Советскому читателю нужны книги о прогрессивных деятелях, а не о таких, как этот ваш Родс.
Если какой-то государственный деятель был не по вкусу тогдашней политической конъюнктуре, сравнение с Гитлером, Герингом или Геббельсом если и не навязывалось, то очень поощрялось.
Но это у нас. И тогда. А фильм и книга о Родсе делались в Англии, и теперь. Той традиции, что у нас, не было и вроде бы нет. Так почему же автор сценария и книги сравнивает Родса с Гитлером? И зачем посвящает книгу Нельсону Манделе? Мандеkа, несомненно, заслуживает уважения, но посвятить ему книгу о Родсе — не странно ли? Если книгу о Николае II посвятить Сталину, Хрущеву или Брежневу? Как-то неловко. Как-то не по-джентльменски. Отдает заискиванием перед властями предержащими.
В России даже в тяжелые цензорские годы Булат Окуджава показывал пример творческой свободы:
И тут тоже была традиция. Пушкин в николаевское время решился написать о своей «Истории Пугачева»: «Не знаю, можно ли мне будет ее напечатать, по крайней мере я по совести исполнил долг историка: изыскивал истину с усердием и излагал ее без криводушия, не стараясь льстить ни силе, ни модному образу мысли».
Это и есть долг историка: не угождать ни властям, ни настроению публики. Но трудно это. Требует и независимости, и мужества.
Английский историк Джордж Шепперсон утверждал, что еще не существует объективной, вполне достоверной биографии Родса.
— Я обращаюсь к грядущему биографу, который возьмет на себя громадный труд и, совершив великое путешествие по бесчисленным источникам, известным и неизвестным, письменным и устным, находящимся во многих странах, даст нам подлинно значительное исследование о Сесиле Родсе, великом викторианце, создателе и разрушителе империй, заговорщике и просветителе. Такое исследование, несмотря на уже почти столетнее изучение Родса, все еще необходимо нам, если мы хотим понять важнейшие черты прошлого, настоящего и будущего Европы, Америки и, разумеется, Африки… Об этом человеке написаны миллионы слов, но он все еще остается загадкой.
Шепперсон сказал это в 1983 году в «Лекции памяти Родса» в университете Родса в Грейамстауне. Думал ли он тогда, что совсем скоро в фильме и в книге, подготовленных в его собственной стране, Родса будут мерить совсем иными мерками. А узнав, мог бы, наверно, добавить с горечью:
Ты топчешь прах империи — смотри!
Последствия распада империй все больше дают о себе знать и на постсоветском пространстве. Появляются и такие возгласы:
«Русские и чеченцы, русские и азербайджанцы, русские и грузины, русские и узбеки, русские и арабы, русские и негры — нации абсолютно некомплиментарные. Это означает, что наши интересы всегда будут прямо противоположны, а любое приближение друг к другу на расстояние ближе пистолетного выстрела будет восприниматься как вызов». Этой уверенностью Николай Лысенко, лидер Национально-республиканской партии России, поделился в 1994-м с читателями журнала «Молодая гвардия».
Раньше таких настроений не было? Были. Историки и политологи — те, конечно, кто жил с открытыми глазами, — хорошо это знали. Но, пел Высоцкий: