Бурлившее в Трансваале человеческое месиво было не только многолюднее, но и пестрее, многообразнее. Ставки были куда выше. Исторические последствия — значительнее. И если мы все-таки представляем себе трансваальскую золотую лихорадку не так зримо, как Страну Белого Безмолвия или золотопромышленный Урал, то, пожалуй, лишь потому, что она не нашла своего Джека Лондона, Брета Гарта и Мамина-Сибиряка. Тем ценнее для нас немногочисленные воспоминания ее участников.
«Этот йоханнесбургский золотой бум летом 1886 года был, вероятно, самым диким и разбойничьим человеческим помешательством, какое мир когда-либо видывал… Это были бешеные гонки. Богач, бедняк, нищий, мошенник, особенно мошенник, — все ринулись к Витватерсранду… Верхом, пешком, в повозках, запряженных волами, в почтовых каретах… Нещадно стегали медлительных волов, да и сами люди доводили себя до изнеможения…
Каждую лошадь, какая только попадалась на глаза, покупали или уводили; люди ехали даже в багажных отделениях дилижансов; нанимали громоздкие фургоны с волами. Но они оказывались слишком медлительными, и я видел многих, кто соскакивал с фургонов и старался обогнать их пешком. Видел даже людей в упряжке. Один старый паралитик в Претории нанял двух местных черных и запряг их в повозку. Он буквально загнал их, и они ушли, бросив его посреди степи…
Многие так и не достигли желанной цели — страна была суровой и требовала своих жертв. До Ранда добрались, наверно, самые выносливые и отчаянные, потому что Йоханнесбург в следующем году стал самым бандитским местом во всем мире».
Это писал человек по имени Сэм Кемп. До открытия золота он был надсмотрщиком над рабочими-африканцами на алмазных копях и привык пускать в ход револьвер, дубинку и плеть из кожи бегемота. Потом, в девяностых годах, он служил в конной полиции в Северной Америке, на беспокойных границах Соединенных Штатов с Мексикой и Канадой.
«Но и эти две такие трудные американские границы казались лужайкой для пикников воскресной школы, детским садом по сравнению с тем, как выглядел Ранд в течение года, следующего за 1886-м. Мой опыт, вся моя жизнь не развили у меня особенно узких взглядов на мораль, но Йоханнесбург оказался труден даже для моего ко всему привыкшего желудка», — признавался он.
Добравшись до Ранда, каждый сразу же захватывал участок. Это было поначалу делом легким. Но участок приходилось отстаивать, защищать от тех, кто прибывал следом. Тогда-то и заговорили револьверы.
Поселок на том месте, где теперь стоит Йоханнесбург, назвали «Полмили ада». Этот пустынный край считался тогда бесплодным. Лесов не было. Шесть месяцев в году дул сухой, пронизывающий ветер, день и ночь. Облака желтого песка били в лицо, в глаза, песок скрипел на зубах.
А палящий африканский зной? Для золотоискателей, приехавших из Европы и Северной Америки, он был нестерпимее трескучих морозов на приисках Аляски и Сибири.
Как' получить крышу над головой? Дерева не было, приходилось использовать жесть — от больших коробок и бидонов из-под керосина. Но даже худшие из таких жилищ нельзя было снять меньше чем за сто долларов в месяц. Да и то спрос в два раза превышал предложение. Те, кому не удалось поселиться в жестяном доме, разбивали палатки, делали землянки или ночевали под открытым небом.
Засуха. Падеж скота. Стервятники так отяжелели, что их можно было сбивать палкой. А люди остались без мяса. Как подвозить продукты? Фургонам трудно пройти через земли, где вся зелень — пища для волов — была сожжена.
Как достать шерстяное одеяло? А как обойтись без него, если живешь в жестяной хижине или просто спишь на голой земле? «Одеяло ведь нужно каждому — где же иначе держать свою долю песчаных мух, тараканов, змей, блох, вшей. Но попробуй купи хоть одно! Куда легче украсть — даже если его хозяин уже успел завернуться в него…
Закон и порядок? Разумеется, нет. Или, наоборот, да: закон револьвера и кулака, порядок насилия и надувательства. Несчастные случаи — так назывались первые убийства. Да и в конце концов одеяло и жилище — разве они не стоят того, чтобы их отнять?»
Редко кто расставался с револьвером. Марки оружия были разные, но все предпочитали 45-й калибр — излюбленный у бандитов того времени. Автоматических револьверов тогда еще не изобрели, но иные умельцы, постоянно тренируясь, делали так: курок после каждого выстрела моментально взводили ладонью левой руки, чтобы не терять времени на изменение положения правой. Это новшество было вкладом, который внесли в быт старательского поселка изобретательные американцы.