Самым узким местом в войне были коммуникации. Очень уж трудно было организовать снабжение — через Кейптаун, Капскую колонию, бурские республики, пустыню Калахари. Поэтому Родс форсировал железнодорожное строительство. И железную дорогу с юга, от Кейптауна, и другую, более короткую — на восток, к Индийскому океану, к порту Бейра в португальской колонии Мозамбик. В сентябре первый участок дороги от Бейры протяженностью сто двадцать километров был наконец открыт. К этому времени и военные приготовления компании в основном завершились.
Каждому волонтеру компания обещала после войны по шесть тысяч акров земли под ферму, по пятнадцать — двадцать горнорудных и по пять аллювиальных участков. Были заранее поделены и общественные стада ндебелов: половина — компании, половина — волонтерам. При таких посулах трудно разве набрать войско? Почти все мужчины-европейцы, оказавшиеся в пределах «владений» компании, встали под ружье. Это составило тысячу отлично вооруженных всадников. Были у компании и пушки. И боеприпасов хватало. В качестве носильщиков и вообще для вспомогательных работ в ее войско были мобилизованы туземцы. В соседнем Бечуаналенде английские войска были приведены в боевую готовность, а вождь племени бамангватов Кама обязался выставить против ндебелов две-три тысячи воинов.
Лобенгула и его народ, конечно, знали об этих приготовлениях, если и не все, то, во всяком случае, достаточно много. Сразу же после расправы у форта Виктория часть ндебельского войска, находившаяся на северном берегу Замбези, была возвращена домой. Лобенгула приказал выставить сторожевые отряды на дорогах, ведущих в страну с юга. Английские газеты объявили это доказательством его агрессивности.
Лобенгула отказался брать денежные выплаты по «концессиям» Радда и Липперта — назвал их «кровавыми деньгами». Но даже Грэм Боуэр, имперский секретарь Капской колонии, сообщал 17 августа 1893 года в официальном послании: «Лобенгула явно желает мира и делает, кажется, все от него зависящее, чтобы сдерживать свой народ и защитить европейцев, живущих в Булавайо».
Когда, готовясь к войне, английские власти предложили всем европейцам покинуть Булавайо, Лобенгула давал им провожатых и обеспечивал безопасность в пути. В письмах королеве Виктории и английским колониальным чиновникам он обвинял белых в вероломстве, отрицал существование «границы» и подчеркивал стремление к миру.
«Я спрашиваю Вас, по какой причине Ваши люди ссорятся с моими?.. Что они сделали, чтобы Ваши люди должны были напасть на них? Ведь если бы я послал их, чтобы сражаться, то они бы и сражались…
Ваши белые люди не хотят сказать правду. Они говорят так, чтобы оправдать убийство ндебелов. Сколько белых людей было убито?
Я спросил доктора Джемсона об этом, а также о том, что же дурного сделали мои люди, но он не ответил.
Может быть, они объяснили Вам, а Вы сможете объяснить мне?»
Так Лобенгула обращался к британскому комиссару Южной Африки. А королеве Виктории он писал 19 августа:
«Моим людям сказали, что белые купили эту страну и людей, которые там живут.
Ваше Величество, я хочу узнать у Вас: разве можно купить народ за какую бы то ни было цену?
Моему отряду было сказано, чтобы они оставили оружие, входя в лагерь. Их разоружение было умной уловкой, чтобы атаковать их. Далее, они утверждали, что я не разрешаю им входить в мой крааль с оружием. Это так.
Но, Ваше Величество, можно мне спросить, кого я, разоружив, обманул, а затем убил?
Они также заявили, будто я провел между нами какую-то линию по рекам Шатии и Мньяти, о которой я ничего не знаю. С кем я договорился о такой линии, которая запретит матебелам входить в Машоналенд? Почему Ваши люди убивают моих людей?»
Письмо королеве Виктории должен был передать верховный комиссар Лох. Он ответил Лобенгуле: «Великая королева не согласна, чтобы машонов убивали, а их детей уводили в рабство». Самое же письмо Лобенгулы Лох отправил в Лондон почтой, так что оно пришло туда только 24 октября, через два с лишним месяца, уже в самый разгар войны, тогда как неизмеримо менее важные документы посылались по телеграфу. Но такая необычная медлительность верховного комиссара отнюдь не вызывала протеста со стороны министра колоний. Тот в свою очередь подождал несколько недель, а затем написал Лоху, что в связи с изменившейся обстановкой вообще сомневается в «целесообразности ответа Лобенгуле от имени королевы».
Ндебелы решили отправить к «Белой королеве» еще одно посольство, во главе с Мчете, который уже побывал у нее тремя годами раньше. Посольство прибыло в Кейптаун 26 сентября. Один из сотрудников Сесила Родса предсказал, что верховный ни за что не пустит послов в Лондон, а дня через три отправит их обратно в Булавайо. Предсказание сбылось, послам пришлось вернуться несолоно хлебавши. Только продержали их в Кейптауне не три дня, а десять.
Но верхом лицемерия верховного комиссара стало такое послание министру колоний: «Я не могу не признать, что мир становится все более шатким. Лобенгула не шлет ответа на мое дружеское послание».