Прочитав молитву, все пожелали друг другу доброго вечера, после чего дочери хозяина, а вслед за ними и слуги стали подходить к донье Хуане и дону Томасу, которые протягивали им руку для поцелуя и отпускали, произнося обычное напутствие: «Да пребудет с тобою милость божья!»
Едва успела закончиться эта церемония, как одна из служанок доложила, что на галерее сеньориту Исабель ожидает старший надсмотрщик. Исабель, извинившись перед гостями, тотчас удалилась, а сеньор Илинчета принялся объяснять молодым людям причину ее ухода.
— Она у меня здесь за домоправительницу, — рассказывал он. — Деньги, счетные книги — все это на ней. А есть хорошее правило, как вы знаете: делу время — потехе час. Исабель взяла на себя все заботы о кофейных плантациях и переработке кофе. Она же и по сортам его распределяет и следит за его упаковкой и отправкой в Гавану, а при продаже сама ведет переговоры с посредниками, провернет и оплачивает счета, получает деньги — не хуже иного мужчины. Словом, с тех пор как умерла жена, упокой, господи, ее душу, Исабель — полная хозяйка и дома, и поместья, и всех моих дел. Если бы не она, право, не представляю себе, что со мною было бы.
Вы хотите знать, как выглядел старший надсмотрщик? То был плечистый, статный, огромного роста негр с кожей чернее сажи, с круглым, открытым лицом и умным взглядом. Несколько минут назад он стоял посреди хозяйственного двора и читал под открытым небом молитву для тридцати — сорока своих товарищей, а теперь, в свою очередь, и сам попросил благословения у Исабели, преклонив перед ней колена, едва лишь она появилась на галерее.
— Вот, нинья Исабелита, — сказал он, подымаясь с колен, — у меня тут замечено, сколько мер сегодня собрали.
Вы думаете, он протянул Исабели бумагу либо зеленый лист какого-нибудь растения с нацарапанными на нем словами и цифрами? Ничуть не бывало. Старший надсмотрщик хотя и помнил наизусть несколько молитв из катехизиса, которым его обучили при конфирмации, но грамоты не знал и цифр писать не умел. Поэтому для заметок он пользовался двумя-тремя счетными палочками, своего рода вариантом древних индейских кипу
[66]; то были обыкновенные, вырезанные из ветвей кустарника палочки с нанесенными на них зарубками и отметинами, обозначавшими, сколько мер кофе собрано за восемь часов работы.Быстро проведя кончиками пальцев по зарубкам, Исабель определила, что кофе собрано не много, и сказала об этом надсмотрщику.
— Так ведь, нинья Исабелита, — поспешил объяснить недостачу негр, изъяснявшийся на том особенном жаргоне, на каком говорили все рабы в кафеталях. — уборка-то ведь к концу идет, спелая ягода редко-редко где попадется; и эти-то двадцать пять мер от силы собрали, все кустики до последнего обшарили.
— Хорошо, Педро, — отвечала ему Исабель. — Зря деревья ломать тоже ни к чему, а незрелый кофе собирать — и подавно. Этак и будущий урожай загубить недолго. Послушай-ка теперь внимательно, что я тебе скажу. Завтра подними людей пораньше, чтобы к девяти часам привели в порядок весь хозяйственный двор и главные аллеи. К нам гости приехали — так надо, чтобы везде было чисто и прибрано. Днем поставишь, кого можно, на очистку сухого кофе, а женщин и кто послабей посадишь сортировать. Если успеете, хорошо было бы завтра же приготовить весь этот кофе к отправке.
— Будьте надежны, нинья Исабелита.
— Ах, да! Самое-то главное я и забыла, — с какой-то грустью добавила Исабель. — Скажи Леокадио, чтобы побольше задавал зерна и свежей травы вороным, и гнедым тоже. Послезавтра им предстоит дальняя дорога.
— Хозяин куда-нибудь собирается?
— Нет, это для тети Хуаны, Роситы и для меня; мы уезжаем на рождество в Вуэльта-Абахо
[67].— Вот те и на! Да ведь без вас, нинья Исабелита, дом все равно что пустой.
— Но здесь останется папа. Так вот, я говорю, нас пригласили к себе на рождество господа Гамбоа в поместье Ла-Тинаха: отсюда это далеко, очень далеко, около Мариеля. Они купили паровую машину для своего сахарного завода и собираются пустить ее перед праздниками, когда мы приедем. Они нарочно прислали за нами молодых господ Леонардито и Диего Менесеса — ты ведь знаешь их?
— Стало быть, нинья уезжает, — задумчиво произнес надсмотрщик.
— Мы ненадолго, мы скоро приедем обратно, самое позднее — сразу после богоявления. Мне очень тяжело оставлять здесь папу одного. Но даст господь, все обойдется благополучно. Заботьтесь о нем как следует, я на вас полагаюсь.
— Будьте надежны, нинья Исабелита.
— А если, упаси бог, он тут без нас захворает, сейчас же, не мешкая, пошлешь ко мне нарочного в Ла-Тинаху — это недалеко от местечка Кьебраача. Запомни эти два названия: Ла-Тинаха и Кьебраача.
— Будьте надежны, нинья Исабелита.
— Пошлешь либо Рафаэля, либо Селедонио. Дорогу до Гуанахая они знают хорошо, а там уж до Кьебраачи как-нибудь доберутся — язык и до Рима доведет.
— Будьте надежны, нинья Исабелита.
— Хорошо, Педро, верю тебе. Это счастье для нас, что, уезжая, можно спокойно оставить дом и все хозяйство на такого разумного и честного человека, как ты.