Донья Роса, эта благочестивая христианка, исправно ходившая к исповеди и не скупившаяся на милостыню для бедных, женщина, умевшая быть такой приветливой с людьми ей равными, горячо любившая своих детей и склонная, по крайней мере умозрительно, извинять проступки ближних в надежде, что отец небесный будет столь же снисходителен к ее собственным прегрешениям, — эта донья Роса, хотя подобное признание для нас и тягостно, с улыбкой смотрела на то, как извивались и корчились несчастные негры под ударами кожаного бича, нещадно полосовавшего их спины и плечи. Возможно, улыбка ее была вызвана тем, что грубость этого зрелища забавляла ее своей гротескностью; во всяком случае, из уст ее вырвалось восклицание, одобрительно поддержанное всеми присутствующими:
— Боже, до чего эти люди похожи на скотов!
Однако улыбались также и кучера Апонте и Леокадио, улыбались и два товарища их, стоявшие с ними рядом под навесом конюшни, откуда все они, привлеченные несмолкаемым щелканьем страшного бича, наблюдали за происходящим. В этом безопасном месте они ожидали конца смотра, чтобы затем выйти из своего убежища и подобрать с земли принесенный для лошадей зеленый корм.
Едва ли мы удивим нашего читателя, когда добавим к сказанному, что также и собаки дона Либорио старались во время этой сцены выказать свою радость и удовольствие. Пока управляющий находился на террасе, они смирно лежали у ног его лошади, но едва он сошел вниз и направился к неграм, они вскочили и, одна — справа, другая — слева, бросились вслед за ним, пристально следя за движением его глаз и правой руки, чтобы по первому знаку кинуться на жертву, которую хозяин укажет им, и вцепиться ей в горло.
Заметим, однако же, что не все дамы, присутствовавшие при этом жестоком зрелище, встретили одобрительными возгласами упомянутое нами выше замечание доньи Росы. Более того, донья Хуана отвела глаза в сторону, и лишь соображения приличия удержали ее от того, чтобы покинуть террасу, где она волей-неволей должна была если не видеть, то по крайней мере слышать свист плети и глухие стоны истязуемых. Те же чувства, что и донья Хуана, испытывали также ее племянницы и младшие дочери сеньора Гамбоа, но так как им не было нужды блюсти все строгости этикета, они поспешили укрыться внутри дома, в патио, куда за ними последовали Менесес, Кокко и Леонардо. Однако дон Кандидо не дал сыну уйти; он окликнул Леонардо и велел ему сопровождать доктора Матеу в барак для больных, чтобы там от самого беглеца узнать все подробности происшедшего. Когда же Леонардо ушел, дон Кандидо доверительно объяснил священнику и капитану-педанео:
— Я хочу, чтобы он смолоду привык ко всему этому. Не сегодня-завтра я могу умереть, и тогда поневоле все заботы о нашем состоянии, и прежде всего об этом поместье, принадлежащем ему по праву, как старшему из моих детей, лягут на его плечи.
Леонардо не нашел извинительного предлога, чтобы уклониться от строгого отцовского приказа; ослушаться же отца он не посмел, и так как предстоявший визит был ему неприятен, он настоял на том, чтобы сестры и обе молодые гостьи отправились в барак для больных вместе с ним. Сестер, точно так же как и Росу, долго уговаривать не пришлось, тем более что Менесес и Кокко охотно согласились составить девушкам компанию. Идти отказалась только одна Исабель, но уговоры и настояния друзей, а также мысль, что во время этого посещения ей, быть может, представится случаи совершить милосердное дело, побудили и ее в конце концов согласиться.
— Меня похищают, — мило улыбнувшись, объяснила она донье Росе, проходя мимо нее под руку с Леонардо.
— И правильно делают, — отвечала ей хозяйка дома.
— Какая славная парочка! — заметила жена капитана Пеньи донья Тереса, глядя на Исабель и Леонардо, спускавшихся с террасы во двор инхенио.
— Красавица! — поддержала донью Тересу донья Николаса, жена управляющего Мойи.
Дон Кандидо нашел замечания женщин как нельзя более уместными и поспешил воспользоваться ими в своих целях.
— Не кажется ли тебе, — обратился он вполголоса к донье Росе, — что нам следовало бы поторопиться и поженить их как можно скорее?
— Да, конечно, — рассеянно отвечала ему донья Роса.
— Она производит на меня очень хорошее впечатление, — продолжал дон Кандидо. — И видно, что она влюблена в Леонардо. К тому же брак заставит его остепениться…
Дон Либорио не особенно был силен в грамоте, но память имел отличную и легко запоминал человеческие лица, почему совершенно был уверен, что за исключением семерых бежавших, восьмерых заболевших и двадцати восьми челядинцев, как-то: плотников, каменщиков, кузнецов, конюхов и слуг, остальные триста шесть человек — мужчины и женщины, холостые и женатые, взрослые и дети — прошли перед ним все от первого до последнего и скрылись один за другим в воротах своего поселка. Весьма довольный этим обстоятельством, дон Либорио запер за ними ворота и, задвинув горизонтальный засов, напоминавший формою букву Т, замкнул его на замок, а ключ вместе с бичом повесил у себя дома на гвоздь, вбитый под самою крышей в наружный косяк входной двери.