Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

Идея молодого Гамбоа показалась всем очень заманчивой — именно потому, что осуществление ее было сопряжено с опасностью. Девушки, только и мечтавшие, что о приключениях, с восторгом поддержали молодого человека и приняли его предложение не задумываясь. Да и можно ли было думать о каких-то царапинах, когда представлялся случай продлить восхитительную прогулку и вдосталь насладиться чудесным ощущением свободы? Исабель, у которой от верховой езды и свежего воздуха вновь на щеках заалели розы, глаза обрели свой прежний блеск, а губы заулыбались, воскликнула в пылкой отваге:

— Отбросим страх! Смелее, друзья, вперед! Пусть никто не скажет, что Исабель отступила там, где до нее сумел проехать мужчина!

Весело углубились молодые люди в темную чащу леса. Но едва только узкая тропа, по которой им пришлось ехать гуськом, то и дело раздвигая руками ветви деревьев, удалились на некоторое расстояние от опушки, как в воздухе вдруг потянуло тошнотворным трупным запахом. Всадники остановились. Над ними триумфальной аркой смыкали свой зеленый свод деревья, высившиеся по обеим сторонам тропы, а впереди на пригнувшихся низко к земле ветвях расположилась целая стая стервятников. При виде людей некоторые из этих отвратительных птиц, сидевшие у самой тропы, поднялись вверх, шумно рассекая воздух своими широкими, тяжелыми крыльями, и затем опустились на деревья чуть поодаль от прежнего места. Те же, что сидели в стороне от тропы, даже не шелохнулись и только зловеще поводили вокруг себя глазами. Тут же обнаружилась и причина, почему у птиц был такой угрожающий вид: они стерегли свою добычу — труп негра, повесившегося на дереве невдалеке от дороги. Вспугнутые и самый разгар пиршества, птицы всем своим видом выражали озлобленное неудовольствие.

Молодые люди подъехали ближе, и Леонардо, двигавшийся впереди остальных, заметил, что мертвое тело слегка раскачивается. На мгновение молодому человеку показалось, что роковое событие произошло только сейчас. Однако он тотчас понял свою ошибку, сообразив, что тело раскачали взлетевшие с него птицы. Стервятников спугнули как раз в ту минуту, когда они, успев уже выклевать у трупа язык и глаза, принялись терзать своими изогнутыми, крючковатыми клювами грудь самоубийцы, добираясь до его сердца.

— Взгляни! — произнес Леонардо, оборачиваясь к Исабели, которая ехала позади него, и жестом показывал ей на страшного мертвеца, которого он почти касался своей протянутой рукой.

— О, Леонардо! — воскликнула Исабель в ужасе.

Она сидела в седле, бледная как полотно, не в силах произнести ни слова, и, верно, упала бы с лошади, потеряв сознание, когда бы Леонардо не спохватился и, спеша исправить свою оплошность, не поворотил коня, чтобы взять девушку за руку, ободрить ее нежными словами и, прося у нее тысячу раз прощения, снова выехать с нею на тропу. Кавалькада повернула назад; правда, теперь двигались в обратном порядке, и Леонардо замыкал вереницу всадников.

Пока молодой Гамбоа отправлял сторожа Каймана в лес, надеясь, что тот установит, если это еще было возможно, личность самоубийцы, Менесес побежал к протекавшему невдалеке ручью, сорвал пальмовый лист, свернул его кузовком и в этом самодельном стакане принес воды для Исабели.

Как оказалось, повесившийся негр был Пабло, один из товарищей Педро, не пожелавший присоединиться к пяти остальным беглецам, когда, увещеваемые Томасой и при поддержке Каймана, они решили вернуться в инхенио.

Но еще одна не менее тягостная встреча была уготована Исабели во время недолгой поездки по полям имения Ла-Тинаха. Наши путешественники ехали теперь по дороге, параллельной той, что привела их в эти места. Они двигались шагом, но не оттого, что хотели продлить прогулку, а потому, что Исабель не совсем еще оправилась от пережитого потрясения и друзья хотели дать ей возможность прийти в себя. Неожиданно за поворотом дороги путники увидели довольно большой участок земли, обнесенный оградой с воротами из плохо сколоченных досок и прибитым посередине ворот, наверху, простым деревянным крестом. Этот символ христианской веры достаточно ясно говорил о том, что находилось за оградой, — и все же как-то не верилось, что это ровное место, густо поросшее высокой, сочной травой, среда которой не только не возвышалось памятника или надгробной плиты, но даже не виднелось ни одного могильного холмика, — что это открытое место было кладбищем. А между тем то было действительно кладбище, где хоронили рабов инхенио Ла-Тинаха. Некоторые землевладельцы, чьи поместья находились далеко от городов и приходских церквей, получили от епископа Эспады особое разрешение на устройство таких погостов, поскольку доставка мертвого тела на отдаленные кладбища сопряжена с немалыми трудностями и представляет значительную опасность для населения.