Сессия: Дневник преподавателя-взяточника

И это – не считая того, что у Гаврюшиной и Бикмуллануровой из ЭПЛ-1 – пятерки??! Ну-ка, ну-ка – посмотрим общее количество тех, кто вообще сдал…

Так… Три тройки… Причем одна из троечниц – новенькая, у которой все оценки соответствующие, и она, как сказала Элеонора, общается не со своими, а как раз с грымзами из ЭПП-1… Вместе с тремя троечницами получается двадцать восемь человек. Точнее, тридцать, но двух старост можно не считать. Минус один балбес-блондин из ЭПЛ-2: у него здесь близкая родственница преподает – получается двадцать семь. Еще минусуем четырех девчонок из группы блондина, включая Нелю Минниахметову, которые подходили ко мне. Итого получаем три тройки, двадцать пятерок и четверок… Двадцать три человека…

* * *

– Виталий Владимирович! Могу я у вас узнать, почему список людей, которым вы поставили пятерки и четверки, на девяносто пять процентов совпадает со списком профкома? Это случайное совпадение?

Я сижу в кабинете Бочкова и в упор рассматриваю своего ненаглядного шефа, стараясь просверлить его взглядом как можно глубже. Расположившийся неподалеку Трофимов выжидающе наблюдает за реакцией босса. Бочков сглатывает ком в горле, медлит с ответом, потом еле-еле выдавливает из себя:

– Абсолютно.

Мне уже все ясно, но, подобно контрольному выстрелу киллера, я задаю еще один вопрос, чтобы окончательно убедиться в своей правоте:

– А я-то уж подумал, что Кузнецов передал вам копию этого списка, и вы прямо по нему все проставили…

– …Нет! – качает головой Бочков, отвечая уже уверенней, но в этот момент Трофимов просто по классическому самоучителю языка жестов Пиза закрывает лицо руками. Закрывает по-обезьяньи – во всяком случае, Алан Пиз называет это именно так, утверждая, что данный невербальный знак присущ нашим животным пращурам тоже. Так делает человек, слышащий, по его личному мнению, не просто ложь, а ложь в квадрате или в кубе. Меня подмывает немедленно сказать об этом Бочкову, но я сдерживаю себя. Мало ли: может, в следующий раз Трофимов схожим образом выдаст что-то более ценное.

– Ну, ладно, допустим. Но почему вы не влепили максимум четверки тем, кто заварил всю эту кашу, а поставили им именно пятерки? Я ведь даже эсэмэску вам посылал на этот счет.

– Они хорошо отвечали, – насупившись, говорит Бочков.

– Ну, и что? Придраться при желании всегда можно.

– Если на то пошло – мы сначала стали принимать экзамен, а потом уже прочитали твою эсэмэску.

– Но вы ведь тем самым подаете плохой пример всем остальным, Виталий Владимирович. Вы же им как будто говорите: «Жалуйтесь, дети, на Сокола! Мы вам с Трофимовым все поставим!».

– Игорь!… – Бочков грохает мгновенно сжавшимися кулаками по столу, а его «табло» наливается кровью, как перезрелый гранат. – Я не знаю… Если ты хоть во что-нибудь веришь, ты должен свечку сходить поставить за то, что мы сейчас тут сидим и с тобой разговариваем. Родители этих детей сдали тебя. Тебя и этого мудака с кибернетики взять должны были. Но взяли только его, а ты тут сидишь и права качаешь. Каких трудов стоило тебя хотя бы от Дуранова отбить. Он вообще сразу тебя хотел уволить. Если бы ты не оказал мне некоторого уважения – х…й бы чё я стал сейчас делать.

«Ух, ты! Интересно девки пляшут. Больничный-то пригодился. “Стратегия номер два” сработала. В каком-то смысле, конечно».

– Ну, ладно, – решаю не накалять атмосферу я. – А с остальными что? Их там сто с лишним человек – это, значит, минимум сто тысяч на дороге валяются. Вы мне разрешаете действовать, как я сочту нужным?

– Действуй! Но осторожно, потому что за тобой сейчас контроль со всех сторон.

– Хорошо, Виталий Владимирович.

Я поднимаюсь с места и секунду раздумываю, стоит ли мне протягивать руку Бочкову и притихшему Трофимову, или нет. Все-таки, что ни говори, а с этими отличниками и ударниками из списка профкома подстава с их стороны была несомненная. Потом решаю, что подать руку все-таки надо: не следует раньше времени демонстрировать хотя бы шефу, что у меня теперь отныне и навсегда вырос на него большой зуб. Последнее, что я слышу перед тем, как закрыть дверь, – это обращение Бочкова к Трофимову:

– С Кизаншиным надо чё-то делать. После его консультаций приходится успокаивать дипломников. Он им говорит, что вся экономическая теория туфтовая, а правильная только у него. И вообще освобождать вакансию профессора пора…