Сессия: Дневник преподавателя-взяточника

– Айгуль! Это ваша группа сегодня сдает Трофимову? – говорю я, не здороваясь.

– Ага! – так же без приветствия отвечает мне староста ЗМП-1-08. – Вы можете помочь нам?

– К сожалению, нет. Вам лично я бы с удовольствием помог, но сейчас – извините.

– Ну, ладно! – кивает мне она с таким видом, что, мол, «другого я от вас и не ожидала». Впрочем, мне сейчас наплевать даже на столь нелестную реакцию этой по-киношному симпатичной особы. У меня лишь одна задача: не допустить, чтобы хотя бы кто-нибудь из моих подопечных остался на осень и превратился, таким образом, в объект возможной оперативной разработки со стороны Бочкова. С собственноручными признаниями о том, что сдавал деньги на мой экзамен и тому подобной хреновиной.

Я захожу в Д-213 и вижу довольно интересную картину. За двумя придвинутыми друг к другу преподавательскими столами, слева и справа соответственно, сидят Козёл и Свинья, то бишь Трофимов и Мандиева, – живая натура для съемок рекламы парочки «Твикс». Разделенные проходом парты, за исключением двух первых и двух последних рядов напротив Трофимова, забиты дрожащими от страха студентами, среди которых я теперь уже без труда узнаю балбесов из группы Айгуль. Я подхожу к первой парте справа, что ближе к сфере обзора Мандиевой (при всей моей неприязни к ней, Руслана в данный момент я ненавижу еще больше, и быть под его рентгеном мне сейчас не хочется абсолютно), оттесняю набросанные друг на друга куртки и неторопливо, с максимально доступным мне сейчас комфортом размещаюсь на занятом месте. Бросаю несколько коротких взглядов на главных представителей нашего кафедрального звернинца и, как бы сказал покойный Леонид Ильич, с чувством глубокого внутреннего удовлетворения отмечаю, что Трофимов, как каменный истукан, уткнулся в какую-то ничем не примечательную точку на столе, а у Мандиевой такой вид, будто она съела лимон без сахара, причем не один. Отлично!…

– Заходите сюда! – машу я своим заглядывающим в аудиторию старлеткам.

Они тихо, едва ли не на цыпочках, подходят ко мне, боязливо озираясь на Трофимова и особенно Мандиеву, которая то и дело прикрикивает на свою группу.

– Это – ваши места! – указываю я им на первые два свободных ряда слева, от которых, как мне кажется, несет козлятиной. – Берите билеты и называйте мне их номера!

Девчонки осторожно начинают тянуть из разложенной по парте кипы бумаг кусочки своего возможного счастья на сегодняшний день. Сейчас у них наверняка замирают сердца – так зримо они стараются подгадать совпадение будущих вопросов с заготовленными шпорами. Судя по выражениям их лиц, это никому не удается сделать на отлично, но на троечку пойдет.

– Миннивалиева, третий! – сообщает мне племяшка Васила.

Я киваю и записываю сказанное на приготовленный чистый лист А-четвертого формата. Процедура повторяется еще пять раз, после чего девчонки рассаживаются, а я разворачиваюсь к ним лицом, старательно делая вид, что собираюсь отслеживать каждый подозрительный шорох с их стороны. Краем глаза смотрю на Трофимова с Мандиевой. То, с каким напряжением они взирают на моих пигалиц (а скорее всего – до того, как я повернулся – сканировали и меня самого), передается мне настолько ощутимо, что в этот момент я невольно вспоминаю отвергаемое до сих пор традиционной философией утверждение, что мысль материальна.

Первые полчаса протекают незаметно – в монотонном сопровождении гула из коридора и шелеста шпаргалок, изредка прерываемого шумом открывающихся и закрывающихся дверей и похрюкиваниями Мандиевой на будущих троечников (в том, что большинство из присутствующих здесь юных шалопаев и шалопаек выйдут отсюда именно троечниками, мало кто сомневается). «Осталось пять минут!», – «грозно» напоминаю я своим девицам, и делаю знак глазами одной из них, чтобы не светила так откровенно свои «секретные материалы» – чего доброго, еще на пересдачу отправят. Пожалуй, для полного эффекта надо добавить еще одну фразу:

– Если кто готов, пожалуйста, подходите!

«Готовых», естественно, не находится. Я делаю глубокий вздох и довольно громко цокаю в знак того, что вы, мол, дорогие мадемуазели, могли бы быть и порасторопнее: все-таки «пасли» вас совсем не так уж жестко, как этого можно было бы ожидать. Замечаю, что племянница Васила вопросительно смотрит на меня. Непонятно, что ей нужно – может быть, она просто ищет какой-то моральной поддержки в моих глазах, но на всякий случай показываю ей указательным пальцем, что нужно идти вперед – действовать, а не сидеть на месте.

Обозначенное мной время улетучивается со скоростью сигаретного дыма, и я поднимаюсь с места, чтобы прежним начальственным тоном громогласно объявить:

– Так, в конце текста ставим сегодняшнее число, подпись, и листочки сдаем с вложенными билетами.

Девицы выводят свои закорючки моментально, хотя изображают, что делают это предельно старательно, каллиграфически почерком. Я про себя улыбаюсь, но их можно понять: за оставшиеся секунды любой не совсем испорченный студент почти обязан стремиться вписать еще хотя бы несколько слов в свой ответ.