Оставшихся пять девиц мы пропускаем довольно быстро – благо, против троек никто не возражает, кроме одной, которая все-таки выруливает на четверку. Каким-то чудом я под занавес умудряюсь спасти от двояка закравшуюся вместе с хорошистками Жилязову, а то бы пришлось прийти этой дурочке завтра еще раз, а потом, как в стихах: «и осень уж не за горами»… Получив зачетку, она смотрит на меня довольно равнодушным взглядом, но мне это сейчас по какой-то причине совершенно необидно. Наверное, потому, что я действительно очень хорошо к ней относился раньше и всё равно рад, что удалось её вытащить… В следующую шестерку входят приятель старосты – баскетбольного роста парень с видом, представляющим нечто среднее между компьютерным спецом и актером, игравшим Жака Паганеля в многосерийном советском фильме; посещавшая все мои лекции и получившая у Бочкова «два» неудачница Халитова; еще трое девчонок, которых я знаю только на лица, но не по именам, и моя бывшая любимица Фаткутдинова. Последняя, заметив, как я встаю, начинает мне радостно улыбаться, но я её быстро возвращаю на землю тихо произнесенной фразой «Вы меня очень разочаровали!». Все учатся на «хор.» и «отл.». и все нервничают так, как будто это первый экзамен в их жизни. Отведенные тридцать минут снова летят со скоростью экспресса на магнитной подушке, но не успевают подойти к концу, как Трофимов – неожиданно и для студентов, и для меня самого – задает вопрос:
– Так, кто согласен с тройками?
Шесть рук моментально поднимаются в воздух, и, несмотря на всё напряжение, мне становится смешно. Впрочем, я вижу, что на лицах ребят сейчас такое же выражение, как и на моем собственном.
– Все к столу тогда.
Оформление происходит в темпе вальса. Между росписями ведомости и зачеток я едва слышно говорю Фаткутдиновой и Халитовой: «Передайте своей старосте, что я ее убью, если увижу!». Они понимающе кивают. Через полчаса картина вновь повторяется один в один. Я шепчу сидящим на передней парте девчонкам: «Когда выйдите, первым делом к старосте! Стрясите с нее всё!». Одна из них, клубная тусовщица, отвечает мне так же шепотом: «А она уже отдала!». И я чувствую, как гора спадает с моих плеч…
До обеда мы успеваем пропустить больше половины потока. Вдобавок к этому еще и подуставший Трофимов облегчает мне жизнь. Новым заглядывающим в аудиторию гаврикам он командует:
– Давайте, все заходите!
Тридцать с лишним человек врываются в комнату не хуже монгольской орды и начинают роиться вокруг меня подобно осам. Пользуясь моментом, я отдаю им жестом беззвучную команду выбирать тот билет, который больше подходит. Они наперегонки выхватывают бумажки из лежащей передо мной пачки; видят, что это не то, чего бы им хотелось, и лезут в пачку (а, точнее, в уже бесформенную кучу) по новой. «П…здец!» – слышу я справа от себя. Я поднимаю голову и укоризненно смотрю на малознакомую мне брюнетку с овечьими завитушками на голове. Она в ответ делает умилительную физиономию, – мол, простите, пожалуйста! – кладет свой билет обратно и, судя по радостной улыбке, вытаскивает что-то более-менее достойное ее ума. Я с трудом успеваю записывать фамилии с номерами билетов; гул «моей» толпы смешивается с шушуканием сидящих позади меня заочников и взвизгиваниями Мандиевой. Остальное, как обычно: студенты сначала терпеливо ждут, когда я запишу их данные, а потом стремглав рвутся быстрее забить самые дальние места. Когда очередные тридцать минут заканчиваются, Трофимов объявляет, что для ускорения процесса принимать мы будем раздельно. «Одна часть подходит ко мне, другая – к Игорю Владиславовичу!». Его предложение весьма кстати с учетом того, что от соседства с ним и Мандиевой меня уже просто тошнит. Трофимовская часть потока заканчивается быстрее, чем моя: в основном народ стремится именно ко мне, а к бочковской шестёрке липнут те, кто не без оснований считает, что вытягивать их на высокую оценку я не буду. Одна из таковых – Коровьева – весьма эффектная тёлка с холодными, как у Снежной королевы, глазами – до последнего клянчит у Трофимова четвертак, наивно полагая, что я на ее разговор не обращаю внимания. К моему удовлетворению отвечала она слабенько, что сразу облегчает мне задачу влепить ей во что бы то ни стало три балла. Здороваться надо в течение семестра с преподавателем, кретинка! Особенно когда сталкиваешься с ним в коридоре лицом к лицу. Особенно если он делает на лекции знаки, что неравнодушен к твоим прелестям, а ты после этого начинаешь демонстративно отворачиваться и вообще вести себя как полная дура. Глядишь – и тебе бы достался список дополнительных вопросов. Или хорошая скидка, если надумала бы покупать оценку, как все. А так – довольствуйся тройкой, мадемуазель!
– Ну, пожалуйста, Руслан Алексеевич! – канючит она уже в десятый раз, изображая улыбку оказавшейся лицом к лицу с клиентом стриптизёрши.
– Не тяните вы на четверку, Коровьева! – подаю со своего места реплику я.
– Не тянете – я и говорю! – сразу поддакивает мне Трофимов.