Сессия: Дневник преподавателя-взяточника

– Ну, ладно. Проходите, садитесь, – я указываю ей на парту, вплотную примыкающую к преподавательскому столу.

Она с видимым усилием протискивается вдоль сиденья – похоже, что зазор между ним и партой слишком мал. Присев, вначале поправляет юбку – то ли потому, что действительно хочет удостовериться, что та не задралась случайно, то ли стремится ненароком привлечь внимание к своим бедрам, которые у нее очень даже «ничаво». Покопавшись в сумочке, Саматова протягивает мне листок тетрадной бумаги в клетку, который в свое время не иначе как изрядно жевали. Я беру его, аккуратно разворачиваю (даже сам не знаю, почему я это делаю именно аккуратно – все равно у него вид, как из задницы. Наверное, профессиональная привычка бережно обращаться с документами, которая автоматически переносится на бумаги любого содержания) и погружаюсь взглядом в накарябанный на нём обезьяньим почерком «листинг».

Первое, что я вижу – в нём указано явно не пол-группы. И даже не две трети. Это почти полный список. Я бросаю взгляд на Саматову, а она, что интересно, немедленно опускает глаза.

– Насколько я помню, Элеонора, в вашей вотчине тридцать два человека, – умело (наверное, опять-таки профессионально) сдерживая закипающую внутри меня смесь гнева и разочарования, говорю я. – А здесь, судя по всему, человек двадцать пять как минимум вписано. Или около того. Это, по-вашему, половина группы?

– Ну… нет… Но это настоящий список, Игорь Владиславович! – лопочет Саматова.

«Кого, интересно, ты так выгораживаешь, что раздула исходник в полтора раза?» – вертится у меня на языке.

И в этот момент меня осеняет. К моему величайшему сожалению, это прозрение вовсе не со знаком «плюс» – совсем даже наоборот. Я вдруг внезапно понимаю (хотя, конечно, должен был понять это гораздо раньше, но, как выражаются студенты, «затупил»), что опрашивать старост, заставлять приносить их старые списки, даже если эти списки трижды подлинные, а не умело приукрашенные, почти абсолютно бессмысленно. Потому что наверняка очень многие из тех, кто побежал жаловаться в профком, вначале предусмотрительно отдали денежки старостам, чтобы на них нельзя было подумать.

– Ладно, пусть будет настоящий. Все равно это безыдейно.

– Почему безыдейно, Игорь Владиславович?

– Потому что, сдается мне, большинство из тех, кто ходил в профком, подходили и к вам. Такое ведь тоже может быть?

– Может быть, да… – Саматова отвечает явно растерянно, и это меня, как ни странно, радует. По крайней мере, складывается впечатление, что ей самой мысль о подобной конспирации жалобщиков не приходила в голову, и она заинтересована найти «крыс» не меньше моего.

– А посему, Элеонора, – вздыхаю я, – будем расходиться. Услышите что-нибудь интересненькое – сообщите мне.

– Ну, я могу вам сказать кое-что и сейчас, Игорь Владиславович. Самыми первыми ко мне подошли Гаврюшина и Измайлова, отдали всё на пятерку, – их точно можно исключить…

– Я, к сожалению, не ассоциирую в ваших группах фамилии с физиономиями, Элеонора, – я же почти не вел у вас практику. В лицо я, конечно, знаю почти всех, а вот по именам – почти никого. Ладно, эти фамилии я запомню. Это всё?

– Нет. У нас в этом семестре появилась новая девушка – Сабирханова. Она с нашей группой почти не общается. Вроде и не плохая, но никак себя не проявила. Зато она контачит с группой ЭПП-1, и особенно с теми двумя отличницами, о которых вы знаете.

– А вот это уже что-то, – преображаюсь я. – Как, говорите, ее фамилия – Сабирханова?

– Да.

– Я ее помню очень смутно. Она ко мне обращалась из-за того, что хотела менеджмент перезачетом поставить. Ей не нужна была ни пятерка, ни четверка – в зачетке у нее все тройки, а количество часов в другом вузе у нее было приличным, поэтому я ей просто нарисовал трояк. Мы обошлись без… ну, вы понимаете.

– Ага, – кивает Саматова.

– Вот… Значит, она общается с теми двумя, да? Это серьезная информация. Ещё есть у вас что-то?

– Пока это всё.

– Ну, ладно. Держите меня в курсе, Элеонора, хорошо?

– Хорошо, Игорь Владиславович. До свидания!

– До свидания!