Сестра

Они хотели отделить душу от тела и направить в прошлое – у них это получится, хотя и не так, как планировалось.

Получилось бы с Сонечкой, но она-то не Романова! Заклинание пошло не так – и теперь оно пило силы из своих творцов, набирая их достаточно, чтобы перебросить Софью – куда?!

А, неважно. Будем надеяться, у того тела не будет опухоли в мозгу. А эти тринадцать… а их не жалко!

Любой, кто берет на себя ответственность за чужие судьбы, тем более судьбы миров, должен быть готов за это заплатить. И заплатить дорого.

Кровью, жизнью, судьбой… Софья знала, что когда заклинание завершит свою работу, эти люди будут стерты из мира. Земля брала свою плату – и плата эта была высока. Жалость? Сострадание? Но от нее уже ничего не зависело.

Она, наконец, увидела перед собой светящуюся арку и рванулась вперед что есть силы. И оказалась – в темноте.

Вокруг была ночь. Глухая, страшноватая, беспросветная. Софья подалась чуть вперед – и вдруг в темноте начали загораться звездочки.

Побледнее и поярче, разных цветов и оттенков, покалывающие острыми лучами и ласкающие взгляд… Софья смотрела на них.

Откуда-то она знала, что ей надо выбрать одну из звезд. Коснуться…

Но выбор был так велик.

Она устала висеть в этой темноте. Попробовала пройти немного вперед – и получилось, хотя ни ног, ни тела она не ощущала. Просто звезды стали ближе.

И одна, светло-желтенькая, чем-то ей приглянулась.

Совсем маленькая, ярко брызгающая искорками в разные стороны, очень теплая и уютная, чем-то похожая на электрическую лампочку… Софья потянулась к ней.

Звездочка не отшатнулась, но дотянуться до нее Софья не могла. Словно пленка облепила, с каждым шагом все сильнее задерживая движения. Кто-то сдался бы, но если Софья что и умела, так это бороться.

Она рвалась вперед с упорством кабана, ломящегося сквозь камыши, – и так же поддавалось пространство. Последним усилием она протянула руки, вцепилась в звездочку и ощутила, как по телу разливается огонь.

Боль накрыла женщину с головой, заставив забыть обо всем.

Кажется, она еще смогла застонать…

* * *

Джиневра закричала, чувствуя, что в заклинание уходит сама ее сущность – и ей ответили такие же крики. Совет Тринадцати попал в ловушку – и выбраться из нее не представлялось возможным.

Первой, как ни странно, упала Пелагея. Вскрикнул под куполом ее ворон, не в силах помочь хозяйке.

Они падали один за другим, с почти одинаковым выражением на лицах. Недоумение, злость, ярость, жажда жизни…

Увы…

За взятые без спроса полномочия приходится платить. А ребенок, дорвавшийся до спичек, вполне может спалить дом. Только вот мама с папой отшлепают, а Земля…

Кара настигла тех, кто думал, что может распоряжаться людскими судьбами.

Последним ушел Миягино-сан.

Он так и не понял, где они ошиблись, но надеялся, что мир не будет слишком жесток к Софье. И это было зачтено. Его душа единственная не была выпита до дна, уйдя на следующий круг перерождения.

* * *

На следующий день отец Степан, придя в храм, застал там жутковатую картину. Четырнадцать трупов в разных позах – и одну из мертвых женщин он даже знал. Степан снял с алтаря тело Софьи, отнес его в ризную, прикрыл своей рясой и вызвал полицию.

За нарушение места преступления ему досталось, но не сильно. Его даже не было в числе подозреваемых – эту ночь он провел в городе, заночевав в семинарии. Расследовали долго, расследовали безрезультатно… и концов в итоге не нашли.

Софью Романовну похоронили на Залучинском кладбище. Сонечка, которую больше никто не тронул, с милицией своими подозрениями не делилась, но за могилой Софьи ездила ухаживать, как за родной. Возила ее внучка, та самая, которая стала-таки работать во ВЛАСе, а иногда приезжала и сама по себе.

Там, на могиле, она и познакомилась с Вадимом Ромашкиным, который таки нашел в себе силы расстаться с Мариной. Хотя немалую роль в этом сыграл Князь, дав жадной щучке надежду, поматросив и бросив.

Семьи Романовых и Ромашкиных все-таки породнились, и Сонечка утешала себя мыслью, что Софье это бы понравилось. Хотя слабое это утешение для тех, у кого ушли в вечность родные и близкие…

1660 год

Раньше Софья думала, что знает о боли все. Ан нет.

Эта боль была какой-то особенно жестокой. Было полное ощущение, что каждую клеточку тела протыкают раскаленной иголкой, а потом еще солью посыпают. Бо-о-о-о-ольно….

Не выдержав, Софья взвыла волчицей.

Увы… взвыла бы. Горло пересохло, и из него вырвался то ли писк, то ли хрип.

На лоб легла чья-то ласковая рука.

– Тише, тише, Сонюшка, вот, испей…

Губ коснулся краешек какой-то посуды, и Софья сделала пару глотков… чего?

На воду это было не похоже. Что-то густое, сладковатое, странного вкуса…

Боль чуть-чуть попустила. Теперь все воспринималось иначе. Ощущения были, словно все тело отлежала. Разом.

Софья вдохнула. Выдохнула. Потом еще раз и еще… стало чуть спокойнее. Женщина сидела рядом и пока молчала. Вдалеке слышались какие-то шумы – пока Софья не старалась их разобрать. Она вспоминала.

Что последнее она помнила?

Звезды.

Темнота.

Боль.

Негусто, однако. А предпоследнее?