Сестра

Бариста убирает наши остывшие напитки и возвращается с тряпкой, чтобы вытереть стол. Скомкав бумажный мусор, он засовывает его в карман фартука.

– Мы сейчас закрываемся.

Я смотрю на свои часы.

– Половина пятого. Не могу поверить, что мы так долго разговариваем.

– Что за паб там, дальше по улице? Не хотите ли чего-нибудь выпить и пообедать? Мне очень хочется побольше услышать о Чарли.

– Было бы здорово. Я никогда там не ела, обычно я хожу в паб возле парка, но уверена, что и этот неплох. Вот только напишу моему бойфренду, сообщу, где я.

– О, пускай подождет. – Анна берет меня под руку, и мы шагаем к двери. Пока мы идем по деревне, Анна трещит без умолку, и я рада, что я не одна. Страх, который я испытала прошлым вечером, когда за мной гнались, затаился под кожей, готовый разогнать пульс и подогреть кровь. Не знаю, кто это был, и стараюсь игнорировать мысль, что этот кто-то вернется. Но как бы старательно я эту мысль ни отгоняла, она закрадывается вновь и вновь.

* * *

В пабе тихо. Выцветший полосатый ковер липнет к подошвам, пока мы пробираемся к стоящему в углу выщербленному деревянному столу. Поставив на него сумку, я вижу, что он шатается, и подсовываю под ножку подставку для кружки с пивом. Позади барной стойки висит написанное мелом меню, и я щурюсь, стараясь его прочесть.

– Готовы сделать заказ? – Над нами нависает официантка с блокнотом и обкусанной шариковой ручкой наготове. Уголок рта у нее испачкан чернилами. Замызганная, когда-то белая блузка туго обтягивает грудь, грозя вырвать пуговицы.

– Мне лазанью с жареной картошкой, пожалуйста.

– А мне салат с курицей, – прибавляет Анна.

Я знаю, что мои ляжки растекаются по стулу, и потому прикрываю их бумажной салфеткой.

– Что будете пить?

– Бокал вина, – отваживаюсь я.

– Забудьте, мы заслуживаем целой бутылки. Белого?

– Отлично.

– Я только сбегаю в туалет.

Пользуюсь возможностью и проверяю телефон. Есть несколько эсэмэс от Дэна, одно другого неистовее. Я заверяю его, что со мной все в порядке. Эта Анна очень милая, не какая-нибудь убийца с топором.

Официантка с грохотом ставит на стол бутылку тепловатого белого вина и два бокала. Я разливаю вино, но, прежде чем получаю возможность сделать глоток, звонит телефон. Снова незнакомый номер. Я говорю «алло», и в ухе раздается низкий гудок. Я оглядываю паб, выключаю рингтон и сую телефон в сумку.

– Как вино? – Анна усаживается на свой стул.

Я делаю глоток и корчу гримасу.

– Если у них не окажется уксуса для моей картошки, вино как раз подойдет.

– Такое хорошее, да? – смеется Анна.

– Что случилось с вашим отцом? Если вам не слишком мучительно говорить об этом.

– Все в порядке. Это было давно. – Анна вертит в руках бокал. – Мы собирались в отпуск, и я была так взволнована тем, что мы увидим море. Мама купила пачку разноцветных желейных конфет в виде пупсов, чтобы есть по дороге. Я обожала оранжевые, сначала откусывала голову и двигалась вниз. Конечно, я съела слишком много и меня начало мутить. Мама велела мне глотнуть свежего воздуха. Я высунула голову из окна, как собака, и сидела так, пока мне не стало лучше, но потом услышала жужжание. Я подумала, что мне в ухо влетела пчела. Я затрясла головой и закричала. Папа оглянулся, чтобы посмотреть, в чем дело, и это последнее, что я помню. Очевидно, он свернул на встречную полосу, и мы врезались в другую машину. Мама и папа погибли на месте. – Анна опускает голову, и я тянусь через стол и накрываю ладонью ее руку. – Мне было только девять лет. Я винила себя: если бы я не съела столько конфет, если бы не открывала окно, если бы не закричала. Пусть бы лучше та пчела меня ужалила.

– Вы потеряли обоих родителей сразу?

– Да. Маленькая сиротка Энни, вот кто я такая. Мне бы еще ваши рыжие волосы, и я, как сиротка из мюзикла, могла бы петь про солнышко, которое выйдет завтра. – Она похлопывает по моей руке и криво усмехается.

Официантка со стуком ставит перед нами две тарелки. Из лазаньи вытекает лужица желтого жира. Анна подцепляет на вилку салат и отправляет в рот, пока я гоняю по тарелке жареную картошку.

– Где вы жили потом?

– Давайте поговорим о чем-нибудь более радостном, ладно? Прибережем эту трагическую историю на другой раз.

Я глотаю вино. Теперь я рада, что оно кислое и отвлекает мое внимание от мучительной грусти, грозящей меня поглотить.

– Чем вы занимаетесь? – спрашивает Анна.

– Работаю в детском саду. Очень люблю свое дело. Вы любите детей?

– Нет. – Анна плескает вино в мой бокал. – Зато вам повезло, что вы занимаетесь любимым делом. Я работаю секретаршей и ненавижу это.

– Почему?

Лицо Анны искажает гримаса.

– Давайте просто скажем, что я не без причины называю своего босса осьминогом. Он любит распускать руки.

– Это отвратительно. Разве вы не можете на него заявить?

– Да ну, это просто мелкая фирма. Подвернется и другая работа. Не могу назвать это занятие моим призванием. Я вовсе не мечтала делать записи для какого-то немолодого мужчины, пока он обслюнявливает мне блузку.

– А чем вы хотели заниматься?