Вот вам и Новый год, новая жизнь. Я села в кровати, открыла глаза, и свет от лампы на прикроватном столике врезался в мозг, словно проволока для резки сыра. Кажется, я заснула с этим светом. Я щелкнула выключателем, пока бабушка не заметила и не указала мне на то, что в Африке есть селения вовсе без электричества. Мобильный телефон лежал под подушкой, и я его вытащила. Девять пропущенных звонков. Я пролистала все поздравления с Новым годом, ища эсэмэску от Дэна.
«
Дедушка сидел за столом, а бабушка возилась со сковородкой. От запаха бекона рот наполнился слюной. Я успела дойти до мойки, прежде чем меня стошнило, в желудке не осталось ничего, только горький вкус желчи драл горло.
– Грейси? – Бабушка намочила в прохладной воде посудное полотенце и приложила к моему лбу.
– Что-то неважно себя чувствую, – констатировала я очевидный факт. – Думаю, у меня пищевое отравление.
– Скорее алкогольное, – покачала головой бабушка. – Мы слышали, как ты пытаешься попасть ключом в замок. Ложись обратно в постель.
Я велела моим мышцам перенести меня обратно наверх, где, не снимая халата, упала на мягкий матрас. Крепко зажмурила глаза и взмолилась о тишине.
Звук открывающейся двери вырвал меня из прерывистых снов.
– Ты не спишь? – спросила бабушка. – Я принесла тебе поесть. – Я посмотрела на часы и с удивлением увидела, что уже половина второго.
На подносе, который держала бабушка, дымился томатный суп «Хайнц». Это был запах уюта. Я сморгнула слезы – кто-то по-прежнему меня любит – и села, подпихнув под спину подушки. Пропотевшая пижама липла к телу, и я расслабила узел на халате, чтобы спустить его с плеч.
– Я налью тебе ванну, пока ты ешь, здесь пахнет, как в пивоварне. – Бабушка приоткрыла окно.
Я проверила свой телефон. Опять был шквал эсэмэсок от Дэна. Я не стала ему отвечать. От Чарли не было ничего нового.
Суп был обжигающий, он ошпарил мне язык, и я обрадовалась внезапному приливу боли, который отвлекал мое внимание от жалости к себе.
– Ванна готова, – позвала бабушка, и я поставила полупустую тарелку на тумбочку.
Вода была горячей. Пар воскресил мою дурноту, и я старалась мыться как можно быстрее, отдирая засохшую кровь от ступней. Порез оказался не так ужасен, как я боялась. Когда я вылезла из ванны, меня охватило головокружение, и я схватилась за полотенцесушитель, пережидая, пока меня перестанет качать.
Почистила зубы, стараясь сдержать рвотные позывы, когда щетка добралась до дальних зубов, и тут в дверь постучал дедушка. Я вздрогнула: этот звук пронзил мои и без того пульсирующие болью виски.
– Там внизу Дэн, – сказал дедушка.
Я, шатаясь, спустилась по лестнице и поманила Дэна через кухню в подсобку. Это было единственное место, где мы могли уединиться – бабушка не пускала парней в спальню.
– Ты выглядишь так же, как я себя чувствую, – сказал он, зарываясь обеими руками в спутанные космы. – Послушай, Грейс, насчет вчерашнего вечера…
– Значит, ты и есть тот парень? – холодно спросила я, отступая в сторону, чтобы быть вне пределов его досягаемости.
– Тот парень?
– Ради которого Чарли бросила Бена?
– Что? Нет!
– Я видела вас в коридоре. Как ты ее обнимал.
– Господи, Грейс. Как ты могла такое подумать? Я люблю тебя. Чарли твоя лучшая подруга. Она чувствовала себя подавленной. Лекси чудит. Это было дружеское объятие. Ничего больше, клянусь.
Он протянул ко мне руку, я ее оттолкнула.
– Тогда зачем писать мне извинения?
– Потому что я не знал, почему ты ушла, но я же мужчина. Я подумал, что, наверное, сделал что-то не так. Каким-то образом тебя расстроил. Я сильно беспокоился, поэтому пришел сюда. Я видел, что у тебя горит свет. Пытался звонить, но ты не отвечала, я даже бросил камешек в твое окно.
– Всего один?
– Боялся разбудить твою бабушку.
Я привалилась к сушильному барабану. В подсобке было очень душно. Кожа взмокла, и я бы не удивилась, если бы из пор вместо пота выступил сидр. В барабане крутилось белье, а у меня крутило живот, и в голове было слишком мутно, чтобы извлечь смысл из того, что я тогда увидела. Я помнила то, что слышала. Неужели я все неправильно поняла?
– Ты сказал Чарли: «Я скажу Грейс завтра». О чем?