– Пожалуйста что? Пожалуйста, прости меня, хотя я лживый, неверный ублюдок? Зачем… ты… пришел? – Пульс у меня учащается. Я подаюсь вперед. – Какого хрена тебе надо? – По моим жилам течет расплавленная лава.
– Поговорить, – произносит он тихим и спокойным голосом.
– Не хочу слушать! – Я боюсь того, что он может сказать, но одновременно мне отчаянно хочется услышать. Я не знаю, что делать.
– Тогда зачем ты меня впустила? Послушай, я знаю, что был… – Его голос надламывается. Он делает вдох, начинает снова: – Я знаю, что был идиотом.
Я киваю. Это по крайней мере правда.
– Когда умерла Чарли, ты стала такой обособленной. Такой отдельной. Я не знал, как до тебя достучаться.
– Прости, пожалуйста, что моя лучшая подруга умерла, она… – Мой голос сочится сарказмом.
– Ведь она была не только твоей подругой, не так ли, Грейс? Но мои чувства не имели значения. Главное, что чувствовала ты.
Я молча откидываюсь назад.
– Я не говорю, что это было плохо. Знаю, смерть Чарли всколыхнула в тебе воспоминания об отце. Тебе со многим надо было справиться, но и мне тоже.
Я верчу в руках бумажную салфетку.
– Вспомни, Грейс. Вспомни, как это было. Ты полностью отгородилась от всего. Я старался поддерживать тебя эмоционально, вести хозяйство, готовить – а ты знаешь, как дерьмово это у меня получается. Я боялся брать отгулы, потому что у нас шли сокращения. Я не знал, вернешься ли ты когда-нибудь к работе, и боялся, что у нас останется только одна моя зарплата. Я был в таком напряжении.
– Ты никогда ничего не говорил, – бормочу я.
– Ты никогда не спрашивала, каково мне. Ни разу.
Я поднимаю голову, и его глаза, воспаленные, окруженные темными кругами, встречаются с моими. Те самые глаза, что наблюдали, как я расту, видели, как я горюю, любовались моим обнаженным телом.
– Прости, – говорю я искренне. – Но… Анна…
– Анна для меня ничего не значила. Она подавала пиво и слушала, и мне было приятно, что кто-то меня слушает. Что есть возможность поговорить о Чарли, а она вроде заинтересовалась…
– Заинтересовалась тобой.
– Все было не так. Не надо было мне…
– Ее трахать.
– Да.
– Дэн, почему Чарли так неожиданно уехала, когда нам было восемнадцать лет? Что она хотела сказать той запиской? За что она просила прощения? Я знаю, что спрашивала тебя раньше, но если ты что-то утаиваешь, то должен мне сказать.
Дэн в замешательстве морщит лицо.
– Я не знаю. Но…
– Почему ты поселил Анну у нас в доме? – Я выстреливаю в него вопросами, не давая ему времени подумать. Обычно, когда Дэн лжет, он молитвенно складывает руки, но сейчас его ладони спокойно лежат на коленях.
– Я не хотел. Но очень боялся, что она разошлет всем то видео. У тебя все наладилось: ты вернулась на работу, мы опять сблизились. Я не хотел это разрушить.
– Но ведь у нее должны быть родственники, друзья. Она что, никогда не слышала об отелях?
– Она сказала, что у нее никого нет. Я подумывал о том, чтобы оплатить ей гостиницу типа «постель и завтрак», но ты бы увидела это в выписках по кредитной карте. Я не смог бы этого объяснить.
– Но притвориться сестрой Чарли? Это было обдуманно и жестоко.
– Я запаниковал. Она позвонила в тот вечер, когда мы завели блог, и все такое. Я не знал, как мне еще ее тебе представить. Сказал ей, что она может перевезти свои вещи и спать в свободной комнате, но не заводить дружбу с тобой.
– Заводить дружбу? Да она меня чуть не убила.
– То, что она сделала, непростительно, но…
– То, что вы оба сделали, непростительно.
– Знаю. Я совершенно не хотел причинить тебе боль. Думал, она поживет несколько дней, пока не уладит свои дела, и уйдет. Ты бы никогда о нас не узнала. Я пришел сказать: мне очень жаль, что так получилось. Я виноват. – Дэн закрывает лицо руками, и я знаю, что он плачет, но не могу его утешить, просто не могу. Собираю кружки. Щелкаю чайником.
Когда он по-прежнему остается неподвижен и безмолвен, я подхожу к дивану.
– Дэн, тебе надо уйти.
– Поедем со мной домой.
– Не могу. Там опасно. Хотя и здесь тоже.
– Что ты имеешь в виду?
Я рассказываю ему о том, что случилось на станции метро, и он озабоченно хмурится.
– Боже мой. Возвращайся, Грейс. Позволь мне позаботиться о тебе. Пожалуйста.
Он подцепляет завиток моих волос и заправляет мне за ухо, проводит кончиками пальцев по моей скуле.
– Дэн… – Я отшатываюсь назад, но он берет мое лицо в ладони, прижимается лбом к моему лбу, и я не двигаюсь, не могу двигаться. Дыхание делается прерывистым, я перестаю замечать все остальное, кроме Дэна, есть один только Дэн, и наши губы мягко соприкасаются. Он отпускает мое лицо, но я не шевелюсь, только постанываю, потому что он теребит большими пальцами мои соски. Внутренняя поверхность бедер намокает, и я изгибаюсь на сиденье. Одежда сброшена и кучей лежит на полу, я сажусь на него верхом, а его руки сжимают мою талию. Все происходит быстро. Он хрипло произносит мое имя и крепко прижимает меня к себе. Потом я не могу поверить в то, что только что случилось. Подбираю свою одежду и держу перед собой, как щит.
– Я и забыл, какая ты красивая, – говорит Дэн. – Не одевайся. Где спальня? Давай ляжем.