Сестра Груня

Однажды она возвращалась с поля одна. Только что прошёл сильный дождь, и сияло солнце. На мосту её обогнала коляска, в ней сидели Клаша с Евлашей в белых лёгких платьях, на голове шляпки. Сёстры заметили Груню, но проехали, как незнакомые.

А она стояла и смотрела им вслед. Маленькая, в измокшем от дождя сарафане; босые ноги, на плече тяпка с привязанным наверху узелком с едой.

Неожиданно для себя она подумала: «Отчего это? Клаша с Евлашей нарядно одеты, в коляске ездят и на поле не ходят полоть? Отчего мы совсем не так живём?»

Подумала без зависти, с любопытством. Больше об этом она как-то не задумывалась. Что ей Клаша с Евлашей? У неё своя жизнь. И вспомнились они обе сейчас случайно, из-за городского платья.

Груня прилегла на траве под кустом и незаметно уснула. Проснулась, и, как часто бывало дома, её охватила радость. Наверное, оттого, что чувствовала себя крепкой и здоровой, что знала, куда и зачем ей идти. И ещё оттого, что кругом всё зелено и пахнет после дождя свежестью.

Рядом поднялись заросли стебельчатого аира. Если развернуть побуревший стебель у самого корня, можно его съесть. И гусиный лук тоже съедобный. А медуницы с баранчиками приятней сладких карамелек.

Низко над берегом пролетели дикие утки. Из лесу донёсся чистый голос иволги, цивкали овсянки, закуковала кукушка. Груня сбилась со счёта, сколько лет жизни посулила ей вещая птица.

Гудят шмели и пчёлы. Важно выхаживает по мелкой воде аист. Схватил добычу и полетел к своему гнезду кормить семейство.

Всё вокруг мирно, по-домашнему. Даже не верится, что так далеко отсюда Матрёновка.

Груня потрогала развешанную на кустах одёжку. Почти сухая, можно переодеться и в путь. Она уже знала, до Орла теперь рукой подать, надо только выйти лесной тропой на большак.

Леса она никогда не боялась. Расхаживала в нём, будто по своему саду. Не прислушивалась, не крадётся ли кто следом. Чего бояться на своей земле?

Но сейчас непонятно почему ей стало боязно в незнакомом лесу. Услышит лёгкий треск и оглядывается, ищет глазами, кто наступил на ветку, какой лесной зверь. То послышится неясное бормотанье. А то вдруг явственно почудилось: кто-то прячется за кустами. Страх охватил Груню. Кто-то тут есть! Недобрый человек!

Она кинулась бежать, не разбирая дороги, пока не зацепилась котомкой за ветку дерева и не рассыпала свои вещички. Наклонилась, чтобы подобрать их. А когда подняла голову, ужаснулась: перед ней — мужик. От страха и лица его не разглядела, одна широкая смоляная борода.

Мужик как-то грустно усмехнулся, покачал головой.

— Не бойся, я не убивец. — И попросил будто даже виноватым голосом: — Хлебцем я у тебя не разживусь?

— Отчего ж нет? — заторопилась Груня и вынула краюшку хлеба. — Бери, мил-человек, а больше нечем попотчевать.

— Спасибо и на том, — поблагодарил бородач и отправился своей дорогой, жуя хлеб на ходу.

Груня опустилась на пенёк и какое-то время сидела в оцепенении. Потом успокоилась. Не так уж он страшен, этот человек, не ограбил, не убил. Что его заставило побираться? Какая беда выгнала в лес? Крепкий, здоровый, ему бы косу в руки или топор, сам всех прокормит, а он, вишь, ходит, милостыню просит. Чудно. И чего только не встретишь на свете?

Так и не разгадав загадки про мужика, она пошла вновь лесной тропой и очутилась на развилке двух дорог. Какую выбрать, чтобы привела в Орёл?

Многими дорогами пришлось ей пройти от Стародуба. Иная бежит, петляет, иная словно тихая речка течёт, ровно, степенно, на такой не собьёшься. Как же поступить ей теперь у развилки?

В одну сторону пойдёшь — до Орла не дойдёшь; в другую — не знать, где окажешься. Постояла, подумала. «Орёл — большой город, — рассудила. — Туда народ чаще и ходит, и ездит. Вестимо, ту дорогу сильней поутопчут, и колеи от колёс должны быть на ней поглубже. Скорей всего, она-то и верная».

И Груня решилась: пошла той дорогой, что больше изъезжена.

МАТВЕЙ-ПРАВДОЛЮБЕЦ

Садилось солнце, а до Орла оставалось ещё вёрст десять. В стороне от большака Груня увидела маленький посёлок и свернула к нему.

Она выбрала хату победней, там охотней пускали на ночлег, постучалась в окно.

На стук выбежали ребятишки и с любопытством уставились на неё. Вытирая руки о фартук, вышла хозяйка, тётка Устинья, статная, красивая, лет за тридцать.

— Заходи в хату, милая, — приветливо сказала она, — будем вместе вечерять.

Гостья вошла, огляделась. В хате чисто, дети опрятно одеты, весело между собой переговариваются. Она поставила посох, сняла котомку, умылась во дворе. А когда вернулась в кухню, все уже чинно сидели за столом, на почётном месте сам хозяин.

— Садись с нами поесть, — пригласила хозяйка. — Ждём тебя. Сейчас щей налью.

Она вынула из печи чугун горячих щей, что остались после обеда, налила большую миску и поставила её посреди стола. Дети и взрослые, не торопясь, потянулись к миске деревянными ложками. Хлебали щи молча и сосредоточенно, как будто вершили серьёзную работу. Но вот ложки застучали по дну миски, и тётка Устинья с улыбкой спросила:

— Похлебали?

— Ага! — дружно отозвались ребятишки, во все восемь голосов.