В руках хрустальные, золотые, серебряные кубки,
гармонирующие с цветом кафтана; па них надписи, про¬
славляющие вино и любовь.
На одном выгравировано:
Надписи на кубках не повторяются.
Из-за полога, отделяющего часть террасы, доносятся
тихие, замирающие звуки лир, лютен, туябуров. Чарующий
высокий голос выводит нежную мелодию. Мелодия прибли¬
жается, звуки нарастают. На ковер выходит певица с про¬
долговатыми глазами, женщина желтой расы. Она некра¬
сива, но поет превосходно. Ее сопровождают четыре музы¬
кантши с тунбурами и лютнями.
Дождавшись знака, эмир виночерпиев подносит аль-
Амину полный кубок вина. Первый престолонаследник
осушает его. Ибн аль-Хади и Фадль из вежливости при¬
кладываются к кубкам, которые им подали евнухи. Пить
обоим не хочется.
Певица и музыкантши усаживаются на отведенное
место у ближнего края ковра.
— Почему нет Абу Нуваса? — вопрошает аль-Амин.
Эмир веселья начеку. Ответ у него готов:
— Мой повелитель и властелин, поэт в комнате для
гостей, ждет твоего приказа.
— Зови его!
Евнух устремляется к выходу.
— Подожди! — вслед ему бросает первый престолона¬
следник. Тот замирает на месте; покрашенная хной го¬
лова склоняется до полу.
— Пусть наденет «костюм опьянения»! — заканчивает
аль-Амин.
— Слушаю и повинуюсь!
Через несколько секунд евнух появляется снова —
предусмотрительный поэт оделся заранее — и провозгла¬
шает:
— Мой повелитель и властелин, Абу Нувас возле
дверей!
— Мы разрешаем ему войти, — ответствует аль-Амин.
На террасе появляется поэт. Ему за сорок, по б ко¬
ротко подстриженной бороде почти не заметно седых волос.
Он красив — тонкие черты лица, голубые глаза. Его мать
родом из Ахваза, жители которого славятся красотой.
Взгляд у поэта умный, проницательный и немножко на¬
смешливый. «Костюм опьянения» на нем вызывающий:
джалябия ядовито-желтого цвета и ярко-красная ша¬
почка.
— Мы приветствуем тебя! — восклицает аль-Амин,
тщеславие которого удовлетворено, и наблюдает за тем,
как евнух подвигает подушку поближе к певице. — Без
стихоплетов не может обойтись ни один порядочный
меджлис веселья. А знаменитые мастера рифмы — наше
украшение.
Абу Нувас отвечает на приветствие и усаживается
возле певицы.
Пока продолжается эта церемония, Ибн аль-Хади спра¬
шивает соседа, скоро ли прибудут рабыни, купленные у
Фанхаса. Фадль, которого ни на минуту не покидают мыс¬
ли о тайне, раскрытой Абуль Атахией, пожимает ему руку,
как бы говоря: «Терпи, как все мы терпим! Если аллах
пожелает, рабыни прибудут сию же минуту!». Затем спо¬
хватывается: задумчивость на меджлисе веселья — при¬
знак дурного тона, и с улыбкой обращается к Абу Нувасу:
— О друг, говорящий стихами, не порадуешь ли ты
нас чем-нибудь новеньким? Певица споет твои стихи под
музыку, и наш высокочтимый первый престолонаследник
получит истинное удовольствие!
— Постой, — удерживает поэта аль-Амин, которому
випо уже ударило в голову. — Тебе нужно сначала выпить!
Евнух подносит большой кубок. Абу Нувас залпом осу¬
шает его и возвращает виночерпию с жестом, значение ко¬
торого не трудно понять: «А ну-ка, налей еще!».
Глава XXVII
ЛЮБОВЬ К САТИРЕ
Даже привычный аль-Амин поражен пристрастием
поэта к вину. Он надкусывает яблоко и, еще не прожевав
его, говорит:
— Теперь порадуй нас, ахвазец!
— Чем прикажешь: лестью или сатирой? — спраши¬
вает Абу Нувас, и по красивому лицу его пробегает язви¬
тельная улыбка.
— Что за вопрос ты задаешь, стихоплет? — возму¬
щается Фадль.— Как ты смеешь? Разве сатира может об¬
радовать нашего повелителя? Я говорил тебе: прочти что-
нибудь легкое, приятное, чтобы тотчас можно было поло¬
жить на музыку.
Иронически поглядывая на фаворита престолонаслед¬
ника, Абу Нувас с легкостью парирует его выпад:
— Откуда тебе заранее известно, уважаемый, что мо¬
жет обрадовать нашего повелителя? Уж не стал ли ты
предсказателем? Самый-самый высокочтимый первый наш
престолонаследник обратился ко мне, я ему ответил, и он
меня понял. А ты тут, ну, совсем ни при чем.
— Правильно сказано! — подхватил аль-Амин.— Я сам
все понял. Я хочу слушать сатиру. В сатире больше поль¬
зы, чем в лести. Ты скоро убедишься в этом, Фадль. А ну,