Сестра Марина. Люсина жизнь (сборник)

– Браво! Браво, Розочка! Браво, – одобряли восхищенно присутствующие.

Веселье, искреннее, задушевное, ничем не стесняемое, царило в комнате…

Даже Юматова, глядя на оживленные лица присутствующих, думала про себя: «Доктор Козлов прав, надо и нам хоть изредка забыть, рассеяться от нашего тяжелого житья-бытья, от стонов и мук, которые мы слышим и видим дни и ночи! Надо набрать сил, чтобы продолжать наше великое дело – служение немощным и страждущим».

Но вдруг и музыка, и пение, и веселье – все разом оборвалось, затихло, когда неожиданно приоткрылась дверь комнаты, и в «десятый номер» общежития протиснулась голова служителя из мужской тифозной палаты.

– Ваше высокоблагородие, господин доктор, там больного привезли… скубента буйного… страсть… Пожалуйте в палату, дежурные сестрицы просят, – произнес он громким шепотом, не то испуганными, не то любопытными глазами оглядывая непривычную обстановку бала в обычно хмурой, грустной, серьезной общине сестер.

– Сейчас, Вавила, приду!

И доктор Козлов, наскоро вытирая пот, градом катившийся по лицу, и пожимая руки хозяевам и гостям, поспешил в барак, увлекая Семочку за собой.

Глава XIV

Ночь… Лампочка под зеленым абажуром едва пропускает свет… Чуть слышный, невнятный лепет, сонный вздох, болезненный выкрик бреда часто нарушают тишину…

Нюта движется быстро и бесшумно. Здесь, в мужской палате, дежурить труднее, нежели у женщин. Ей помогают сиделка и служитель. Тут по большей части лежат тифозные, а за неимением места (больница переполнена бесплатными пациентами), и с другими серьезными, но не заразными болезнями.

Темная длинная декабрьская ночь кажется бесконечной. Шорох Нютиных шагов не может потревожить больных. Измученные, изможденные, вытянувшиеся, как у мертвецов, лица поражают своей бледностью при слабом свете лампы. У других, напротив того, щеки горят темным болезненным румянцем. У этих горячка свирепствует с неудержимой силой. Дико блуждающие глаза, всклокоченные волосы и багровое лицо с надувшимися на лбу жилами одного из больных на крайней койке особенно смущают Нюту. Это самый беспокойный больной, доставленный сюда в вечер Розочкина рождения: молодой студент-медик последнего курса. У него жестокая горячка. Он все время без сознания. То рвется с постели, выкрикивая страшные, дикие угрозы и бешено сверкая горящими больным огнем глазами, то лежит по целым часам странно затихший, в глубоком обмороке, и с мучительной молодой настойчивостью борется со смертью. Его зовут Николай Кручинин, ему двадцать шесть лет.

Когда доктор Козлов обходил сегодня больных вечерним обходом, он особенно долго и тщательно осматривал молодого человека.

– Серьезное положение… Исключительно тяжелый случай, – бурчал он себе под нос и, кинув мимолетный взгляд на Нюту, сказал: – Ввиду особо резкого и быстрого хода болезни я ночью еще зайду, сестрица. Очень серьезный случай.

Нюта знала, что означали эти слова: по ночам Валентин Петрович навещал только особенно тяжелых больных, обреченных на смерть.

– Если заметите, что силы будут падать, сделайте ему вспрыскивание камфары, – наказывал он, уходя. – А если снова начнет буянить, прикажите надеть горячечную рубашку, сестра.

Больной, действительно, был неспокоен. Он бился то и дело на своей узкой койке и кричал:

– Отпустите меня… Что я вам пленник, что ли!?. Да выпустите же, вам говорят!

Нюта быстро подошла к нему, наклонилась над его лицом, худеньким, заканчивающимся мягко курчавившейся русой бородкой. Голубые глаза студента, такие светлые днем, теперь были черные, как уголья, и, глубоко запав в провалившихся орбитах, угрожающе горели горячечным блеском.

– Кто вы такая? – грубо, почти во весь голос, крикнул он Нюте. – Что вам надо от меня?

– Я хочу вам дать успокоительного, больной. Я сестра и пришла вам помочь.

– Что такое!? Вы – сестра, вы, ха-ха-ха! Ловко же вы обманываете меня… Какая же вы сестра… Вы – тюремщица. У меня есть сестра Сонечка… Она там, у матери, в деревне… А вы – моя мучительница… Вы мучите, терзаете меня… Зачем у вас нож в руке?.. Я вижу, о, я вижу отлично! Вы не проведете меня!..

– Бог с вами… что вы говорите, голубчик. Это не нож, а градусник, термометр… видите, я хочу измерить вам температуру, – тихим, кротким, увещевающим голосом говорила Нюта.

Но больной уже не нуждался в объяснении. Он снова затих, впал снова в обычное продолжительное забытье.

Нюта смерила температуру тела, поднесла градусник к лампочке и ужаснулась. Ртуть показывала «41».

«Надо ванну», – мысленно произнесла Нюта и нажала кнопку электрического звонка.

– Позовите помощника и отвезите больного в ванну, – приказала она вошедшему служителю, бесшумно и несуетливо приготовляя больного.

Появились носилки, и Кручинина унесли.

* * *

Всю ночь билась с юношей Нюта.