Новый начальник кафедры, тем более такой красивый, — это серьезный повод, чтобы отменить бойкот. Как только дверь оперблока закрылась, сестры подступились к ней с вопросами. Она с улыбкой отвечала, что Константин Георгиевич очень хороший хирург, великолепно оперирует и всегда вежлив с сестрами, не пугает их, не кричит, чем грешат некоторые нервные врачи, и прощает мелкие промахи, если это не угрожает жизни пациента. Лучшего начальника и пожелать нельзя, но об его личной жизни она ничего не знает. Понятия не имеет. И даже не догадывается. О семейном положении начальника ей достоверно известно только одно: Воинов — сирота.
Вглядываясь в разгоряченные лица сестер, она с горечью думала, что, возможно, Воинов полюбит кого-то из них. И ей придется стать свидетельницей, а может быть, и поверенной этой новой любви.
Наконец наступил вечер, все разошлись, и она осталась в оперблоке вдвоем с напарницей. Полагалась еще нянечка, но с этими кадрами последнее время стало напряженно. На такие должности поступали почему-то только пьющие женщины, подверженные этой страсти настолько, что прогуливали работу. Но их не увольняли, потому что даже через раз появляющаяся на службе санитарка все же лучше, чем ничего. Хорошо, что в академии всегда было много курсантов, готовых выполнять санитарские обязанности, а в обычных больницах все это ложилось на плечи сестер.
Отпустив напарницу спать, Элеонора сделала себе чай, удивляясь непривычной тишине. Обычно к этому времени уже подавали аппендицит или нейрохирурги решались на трепанацию черепа (перфоративные язвы и непроходимости обычно назревали попозже).
Так странно, будто время замерло.
В тишине стукнула дверь, раздались знакомые шаги, и в дверях появился Константин Георгиевич.
— Вот и я, — сказал он мягко.
Она улыбнулась:
— Хотите чаю?
— С удовольствием. Разрешите?
Воинов устроился на шатком железном стуле и принял от нее чашку:
— У меня сложилось впечатление, что вы избегаете меня. Если так, я хотел бы знать, почему. Я чем-то обидел вас?
Элеонора покачала головой.
— Тогда что? Вы помните меня больным? Со своим гноем и всем остальным я вам опротивел?
— Нет, конечно, нет! Как вы могли подумать? Я об этом уже забыла.
— А я — нет.
— Константин Георгиевич, я очень рада нашей встрече.
— Странно. До этого момента вы делали все, чтобы она не состоялась. Скажите же мне, почему? В санатории я представлял это совсем иначе. Я думал, что вы будете первой, кого я увижу в Петрограде… Куда вы исчезли? А эта дикая выходка, когда вы не открыли мне дверь! Я чуть с ума не сошел, не знал, что думать! Если вы вышли замуж, почему нельзя было мне об этом сказать? Если не замуж — тоже! Видит бог, мне все можно сказать! Я понятливый. Пожалуй, я только запертых перед своим носом дверей не понимаю до конца.
Элеонора набрала в грудь воздуха, но Воинов осадил ее.
— Даже не пытайтесь! Вы были дома, я прекрасно слышал!
Он не мог повысить голос, но, видно, сильно разозлился, встал и заходил по маленькой комнате отдыха. Элеонора решилась:
— Я всего лишь не хотела вам навязываться.
— Что? — Константин Георгиевич резко остановился.
— Просто вы очень хороший человек, и… В общем, я хотела, чтобы вы поняли, что ничего не должны мне.
Воинов опустился перед ней на корточки и заглянул в глаза. Элеоноре стало немного не по себе от этого взгляда, растерянного и жесткого одновременно.
— Элеонора Сергеевна, я не знаю, что ответить. Я ехал к вам и надеялся, что между нами более-менее все ясно. Мы этого не говорили, но для меня само собой разумелось, что мы будем вместе. Я не делал предложения, потому что не знал, каков будет исход заболевания. Просто боялся остаться инвалидом, тогда приковывать вас к себе было бы непорядочно. Но теперь я здоров и хочу на вас жениться. Честно говоря, мне казалось, что вы это знаете.
У Элеоноры перехватило дух, будто она прыгнула с вышки в воду. Этого не может быть! Наверное, она задремала, и Константин Георгиевич ей просто снится…
Но мечты не должны сбываться! Когда сказка вторгается в жизнь, за это потом приходится платить слишком страшную цену.
В своих грезах Элеонора забывала не только о том, что ее окружает, но и о себе самой. Теперь Воинов невольно напомнил ей, кто она такая. Она падшая женщина и не имеет права выходить замуж. Константин Георгиевич заслуживает лучшей жены, чем она, забывшая о девичьей чести.
— Что же вы молчите? — мягко спросил он, взял ее вялую руку и прижал к своей щеке.
Она покачала головой. Только бы не разрыдаться…
— Я всегда думала, что мы просто хорошие товарищи, — сказала она внезапно севшим голосом.
Воинов потянулся к ней, Элеонора отпрянула. Положение спас местный телефон.
— Ампутация, — буркнул Крылов на том конце провода и бросил трубку.
— Все, Константин Георгиевич, идите! Мне надо работать. Да и нехорошо, когда начальник кафедры и простая медсестра шушукаются по углам.
— Надеюсь, с этого момента вы не простая сестра, а моя невеста.